— Или здесь, — сказал он и указал, если она правильно поняла его жест, на дверную петлю. — А, — прибавил он, когда навстречу им распахнулась дверь.
Кейт была очень недовольна собой, обнаружив, что вздрагивает каждый раз, когда перед ней открывалась каждая новая дверь в клинике.
Она совсем не ожидала такого от всезнающей и самоуверенной журналистки из Нью-Йорка, даже если сейчас она и не жила в Нью-Йорке и писала заметки о туризме для толстых журналов. Все равно с ее стороны было совершенно неподобающе выискивать глазами высокого атлета-блондина каждый раз, когда открывалась следующая дверь.
Высокого блондина не было. Перед ней была невысокого роста рыжеволосая девочка лет десяти, которую катили в кресле на колесиках. У нее был больной вид, она была очень бледна и, казалось, полностью погружена в себя. Девочка без остановки беззвучно разговаривала сама с собой. То, о чем она говорила, по-видимому, причиняло ей беспокойство и приводило в состояние нервного возбуждения, и она билась в своем кресле, как птица в клетке, словно пытаясь спастись от бесконечного потока слов, исторгавшихся из нее. Кейт вдруг почувствовала острую жалость к несчастной девочке, и под влиянием какого-то импульса она обратилась к няне, которая катила кресло, и попросила остановить его.
Она присела на корточки и сочувственно-тепло посмотрела девочке в лицо, что было воспринято няней с большой долей одобрения и, напротив, с гораздо меньшей долей — Стэндишем.
У Кейт не было намерения завладеть вниманием девочки, просто она открыто и приветливо улыбнулась ей, чтоб посмотреть, не захочется ли девочке что-то сказать, но девочка ничего не ответила — то ли потому, что не было желания, то ли она была не в состоянии это сделать. Ее рот продолжал неутомимо трудиться, словно он жил какой-то своей, отдельной от остальной части лица, жизнью.
Теперь, когда Кейт могла лучше ее видеть, лицо девочки показалось ей не столько погруженным в себя, сколько усталым и изможденным, и на нем было написано выражение неописуемой тоски и скуки. Она нуждалась в отдыхе, покое хоть на какое-то время, но рот работал как заведенный.
На какую-то долю секунды ее глаза встретились с глазами Кейт, послав ей сигнал, который, возможно, должен был означать что-то вроде: «Мне очень жаль, но вам придется меня извинить, пока продолжается все это». Девочка сделала глубокий вдох, наполовину прикрыла глаза, словно смирившись со своей участью, и продолжала дальше свое тихое бормотание.
Кейт наклонилась поближе, в надежде услышать хоть одно членораздельное слово, но ей не удалось разобрать абсолютно ничего. Она бросила вопросительный взгляд на Стэндиша.