– Где ты думаешь их дождаться? – Стаффорд сморщился, когда за шиворот упала крупная капля.
– На развилке тракта между Элааном и Корбаком. Мальчик-эльф указал ее, – очень тихо произнес Ламберт и, чтобы как можно быстрее отправить ответное письмо, направился к седельным сумкам, где помимо всего прочего лежали письменные принадлежности.
При слове «Элаан» Лариэлл оживился, что не укрылось от внимательно взора Лукая. Мальчишка, лишь заслышав, что отряд продолжает путь в нужном ему направлении, пристал к Ламберту банным листом, чтобы ему позволили остаться. Тот, конечно, отказать не смог, и Бигдиш без особого восторга согласился и дальше делить с ним лошадь.
Ламберт успел закончить письмо и отправить крылатого посланника обратно, прежде чем стало стремительно темнеть, как будто кто-то задернул занавеску на единственном окне в маленькой холодной комнате. Сумрак, окутавший осенние леса эльфов, превратился в ночь, и только упорный костер стоически боролся с мелким дождем и тьмой. От тишины звенело в ушах, и редкое кряхтение и скрип деревьев, доносившиеся до тайной полянки, заставляли воинов вздрагивать и хвататься за оружие.
Лукай мучился от сырости и бессонницы, сопровождавшей перемену погоды, а потому вызвался остаться дозорным вне очереди. Сидя у костра, он всматривался в пляшущие языки пламени и изредка пятерней вытирал лицо от моросящей влаги. Плащ стал неприятно влажным, и холод пробирал до костей, отчего очень сильно ныла старая рана на ноге и горела спина, намазанная зеленой кашицей, приготовленной Героном. Каждый раз, когда до Лукая доносились шорохи, он вздрагивал, стараясь разглядеть в кромешной тьме источник шума. Шумела речка, ставшая полноводной из-за многодневных дождей. Так и представлялись мечнику бурлящие потоки, перекатывавшиеся, боровшиеся друг с другом, и пена, клубившаяся возле крутых берегов.
И тут перед глазами встала другая река, и другое место, светлое, наполненное девственно-чистым снегом. Представился навсегда заледенелый поток, с приходом вечной зимы сковавший обрыв прозрачным льдом. Милое нежное лицо Инеи, которую Лукай не вспоминал с того самого дня, когда оставил ненавистную жизнь кузнеца. Внезапно в сердце кольнуло иголкой, и переливчатый девичий смех раздался в ушах. Вслед за ним пришло воспоминание о расставании и огромных темных глазах, покрасневших от пролитых слез. Инея походила на побитую собаку, и если бы он позвал ее за собой – пошла бы, не раздумывая ни минуты. Он не позвал. Как не позвал ее стать женой. Вернется ли он к ней? Стоило только подумать, и Лукай уже знал ответ: вернется, обязательно. Только, может, не скоро. Станет ли она его ждать?