Капитализм (Лукошин) - страница 19

Но не слушают разъяренные рикши Максима. Кинулись на него с кулаками. Он парочке свернул челюсти набок, но со всеми разве справишься?

Повалили его рикши на землю, ногами бить начали. И песню запели на китайском языке из фильма «Красный гаолян». Как только выучить смогли?

Еле живым он из заварушки выбрался.

На хорошем счету

– Ой, Дениска, – качает головой директор, – собрание акционеров ведь скоро!

Денис подкладывает под его ноги пуфик.

– И не говорите, Тихон Спиридонович! Вот вам беспокойство-то!

– Беспокойство, беспокойство. Ночами не сплю, кусок в горло не идет.

– Да не думайте вы о нем!

– Как же о нем не думать, глупое ты существо, – усмехается директор. – Это же главное событие в году!

– И вправду, – корчит тупую мину Денис. – Нельзя о нем не думать. Так, значит, надо очень много думать. Очень, очень много, чтобы все детали предусмотреть.

– Вот это разумно, – кивает директор, тяжело вздыхая.

Денис жалостливо смотрит на него.

– Устали, Тихон Спиридонович? Может, ботинки снимете? А я массаж вам сделаю.

Директор приподнимает ладошку и великодушно опускает. Значит, можно. Денис стягивает ботинки и принимается массировать одутловатые директорские ступни.

– Аккуратнее! – морщится Тихон Спиридонович. – Мозоли не повреди.

– Ой, простите.

– Елистратов, директор медико-инструментального, загнал меня вусмерть на этом теннисе. Сволочь. Я уж и так отказывался, и этак – нет, поехали играть. А ему как откажешь? Вместе дела делаем… Он же почти профессионально играет, а из меня какой теннисист? Мало того что проиграл, еще и мозоли натер.

– Да, Тихон Спиридонович, – улыбается директору Денис, – вы – бильярдист!

– Это точно! Вот в следующий раз затащу его на бильярд. Эх, покажу ему Куликово поле!

Денис старается. Круговые движения, спиральные, ромбовидные – лишь бы хорошо любимому директору было.

– Хорошие у тебя пальчики, Дениска, – директор расслабился, глаза его закрыты, лишь губы шевелятся на неподвижном лице. – Да и вообще, исполнительный ты такой. Внимательный. Думаю, далеко пойдешь. По крайней мере, пока ты у меня на хорошем счету.

– Спасибо, Тихон Спиридонович, – улыбается Денис. – Лишь бы предприятию пользу принести.

Человек-сосиска

Из «Батрацкого дома» пришлось съезжать. Не потому, что денег не хватило, атмосфера стала невыносимой. На Максима как на предателя Родины рикши да подсобники оглядывались.

«Забит рабочий человек, – думал он, – унижен. В черном теле народ властители держат, с рождения в босяки записывают. А как появится у такого босяка дерьмовая работенка, он и рад ей до задницы. За три гроша горбатиться согласен и всех, кто ему в этом мешает, во враги записывает. И на рабочих трудно сейчас полагаться. Не в том они состоянии, чтобы бороться за свои права. Слабы и духом, и телом. Вытащили из них жизненную силу, отравили чакру. В окончательное и бесповоротное быдло превратили».