— Все это очень сомнительно, а в случае Хемница, о котором ты, Ронни, только что упомянул, так и вовсе бессмысленно, — возразил редко вступавший до этого в разговор бомбардир, попавший в плен совсем недавно. Его имя Алекс не расслышал.
— Понятно, Хемниц не так велик…
— Не в этом дело. Просто исходная цель там выбрана в трех милях за чертой последних строений. Она достаточно протяженная и совершенно плоская, так что тени не отбрасывает в любом случае. Зато в хорошую погоду даже при слабой луне видна издалека.
— Что же тогда нам никак не дается этот Хемниц? Сколько уже было попыток? Три?
— Три, — подтвердил бомбардир, — не считая американцев. Я лично участвовал во всех трех, но те атаки производились еще по старому плану, кроме самой последней, где нас опять же подвела погода. Сэр Харрис внес Хемниц в список приоритетов в августе прошлого года в рамках программы «Удар грома» вместе с Берлином, Лейпцигом и Дрезденом, которые уже разделаны под орех. Так что Хемниц спасала только облачность. Но маршал не отступится от своего. На такие упрямые цели, даже если они не столь важны, у нашего «бомбера» отрастает ба-альшущий зуб. Уверяю вас, он дождется благоприятного момента и сотрет этот чертов Хемниц в порошок, даже если до конца войны останется меньше часа.
Как только разговор зашел о Хемнице, Алекс навострил уши. Перед ним возник образ отца, сидящего в скрипучем кресле с клетчатым шотландским пледом на коленях. Он держит фотографию женщины в костюме средневековой королевы. Из нескольких десятков других это был его любимый снимок. С ним были связаны какие-то события или воспоминания, но Алекс не знал, что именно. В тот теплый августовский день пришло известие о смерти Вильгельмины Шеллен, урожденной Альтрауд. Из писем они знали, что еще в тридцать пятом она вместе с Эйтелем переехала в Хемниц — свой родной город, где пять дней назад скончалась от легочного кровотечения. Похоронить ее должны были там же в небольшом фамильном склепе Альтраудов. Как-то, когда Алексу было лет восемь, их с Эйтелем приводили на это кладбище. Они гостили тогда у своей бабушки — матери Вильгельмины, которая вскоре сама была погребена под почерневшими от времени известняковыми плитами. Алекс запомнил высеченную на камне надпись «Porta Coeli»[18] и изображение ангела с дубовой ветвью в вытянутых руках. Получив известие о смерти жены, Николас Шеллен собрался было ехать в Германию, но сначала заболел, а еще через несколько дней это стало совершенно невозможным — Соединенное Королевство объявило рейху войну.