Внешне от общей массы Осмерт отличался тонкими черными усиками, соединенными в одно целое с аккуратно выбритой бородкой, пролегавшей тонким овалом по самому краешку скулы. Худощавое, даже несколько костлявое лицо, темные, глубоко посаженные глаза и эта хищная бородка придавали Осмерту облик восточного контрабандиста или средиземноморского пирата. Он носил почти новую летную американскую куртку на меху, добротные ботинки с высокой шнуровкой и фуражку с эмблемой своей эскадрильи и относился к тому типу людей, что и в плену умели прекрасно приспосабливаться, не упуская возможности что-нибудь выгодно приобрести. Во время работы на развалинах его главной задачей было поменьше запачкаться самому и побольше дать всевозможных советов другим.
Немцев за глаза он называл самыми обидными прозвищами, однако в их присутствии, особенно если это был чин лагерной администрации, а не зачуханный «хорек» из инвалидного набора, ничего подобного он себе не позволял.
Среди своих он стремился быть душой компании, но не располагал необходимыми для этого способностями. Тем же, кого действительно ценили, например, за душевную игру на гитаре, трезвость суждений или просто как веселого и добродушного человека, он тайно завидовал и всячески льстил.
Любого, кто пробыл в плену хотя бы на месяц меньше его самого, он считал неопытным новичком и при случае поучал фразами типа: «здесь так не принято» или «э-э нет, братец, у нас так не делается».
Кого-то из числа не слишком бойких он брал под свое покровительство, намекая, что если тот будет держаться его, Тони Осмерта, то не пропадет. Покровительство это, впрочем, не приносило новичку никакой реальной пользы, тем не менее он ощущал себя обязанным.
— Есть разговор, Шеллен, — сказал Осмерт. — Пойдем-ка прогуляемся.
Алекс не стал возражать, и они вышли.
— Говорят, ты можешь свободно ходить за оцепление? — продолжил Осмерт, закуривая.
— Это не совсем так.
— Брось, ты ведь немец, да еще, я слыхал, местный. И одет — лучше не придумаешь, во все немецкое.
— А в чем дело-то? — насторожился Алекс.
— Дело пустяковое, но этот разговор должен остаться между нами. Идет?
— Смотря о чем разговор.
Оказалось, что два дня назад Осмерт припрятал в развалинах пачку найденных им (он не стал уточнять где) немецких денег, которые ему позарез были нужны для благородной цели спасения друга. Друг лежал в лазарете головного лагеря под Радебойлем и чах от туберкулеза. Спасти его могла только немедленная отправка домой либо в Швейцарию на лечение.
Алекс уже слышал о нескольких случаях, когда немцы передавали Красному Кресту тяжелобольных англичан или американцев. Обычно их забирали навещавшие лагеря люди графа Бернадота