— Слева двадцать, вижу парус! Дистанция от четырех до пяти миль!
Скоков бросает быстрый взгляд на экран радара, убеждается в том, что он чист и смотрит в бинокль:
— Видимо, деревянное суденышко, — говорю я ему.
— Скорее всего, — соглашается он, — хотя пластик тоже возможен. Как поступим?
— Берем этих мореплавателей в плен. Действуем без грубости и жестокости, узнаем, что творится на берегу и, уже отталкиваясь от этого, будем думать о наших дальнейших движениях. Ты согласен?
— Да.
— Тогда, руководи перехватом.
Фрегат двинулся за парусником и спустя всего десять минут, остановился и навис над деревянным плавсредством своим серым стальным бортом. Судно алжирцев оказалось обычной рыболовецкой шхуной, метров сорок пять в длину и десять по ширине, один косой парус, восемь человек экипажа, кормовая лебедка и сеть. Рыбаки, смуглые мужчины в чалмах и утепленных куртках, боязливо смотрели наверх, удрать не пытались, сигналов никаких не подавали, излишне не суетились и терпеливо ожидали решения своей судьбы.
Спустившись на палубу, я оперся на леера, и наши доморощенные переводчики приступили к установлению первого контакта. Для начала английский язык. Рыбаки его не понимают. Турецкий. Тоже нет. Итальянский. Полное неприятие. Вслушиваемся в их речь. Половина говорит на французском языке, который никто из нас не знает. Другая половина на каком-то восточном наречении. В их словах есть что-то знакомое, ранее уже где-то слышанное, но все равно непонятное.
— Командир, — ко мне подходит один из трабзонских наемников, воин доктора Талата, — я знаю этот язык. Они по-арабски говорят, только диалект тяжелый, и от того, который я учил, он сильно отличается.
— Ну, общаться-то с ними можешь?
— Что рыбаки говорят, все разберу, да и они меня должны понимать.
— Отлично. До тех пор, пока мы не покинем этих мест, назначаешься на должность переводчика с полуторным окладом.
— Есть! — козырнул наемник.
Посмотрев вниз, я спросил рыбаков:
— Кто из вас старший?
— Я, — ответил один из них и взмахнул ладонью.
— Поднимайся наверх.
Матросы палубной команды закрепили шторм-трап, рыбацкая шхуна или как она здесь называлась фелюга, подошла вплотную к борту и назвавшийся старшим алжирец сноровисто вскарабкался на борт «Ветрогона». Вскоре он оказался передо мной, и самое первое впечатление о жителе местных берегов было противоречивым. С виду, совершенно обычный человек слегка за тридцать, среднего роста, черноволосый, несколько крючковатый нос, внимательный взгляд и морщинистые руки трудяги. Вроде бы ничего необычного, с подобными людьми я и ранее общался. Однако было одно «но», от араба шел настолько необычный и терпкий мускусный запах, что вынести его с непривычки было тяжеловато. Густой и тяжелый аромат из смеси пота, незнакомых мне специй и сырой козлиной шерсти. Примерно таким был этот запах и подобного ему я до сих пор нигде не встречал. Впрочем, это только личные впечатления, и пообщаться с рыбаком они мне не помешали.