— Ну, сволочи! — Скоков ударил рукой по переборке, — сейчас мы вам устроим. Кум, глуши любую попытку радиопередачи. Игнач, бей на поражение в район радиорубки и трубы, десяток снарядов и пока хватит.
Мы отошли от старого и видавшего виды парома метров на восемьсот, и вновь заговорила наша артиллерия, и на этот раз, стреляли оба семидесяти шести миллиметровых орудия. Снаряды полетели в сторону вражеского судна, и тут же на его борту вспыхнули яркие языки пламени.
Всего десять снарядов натворили таких дел, что на пароме никому мало не показалось. Трубу продырявило сразу в трех местах, а в надстройке что-то взорвалось, и загорелся серьезный пожар. В бинокль нам с капитаном фрегата все это было видно очень хорошо, работа артиллерийских расчетов была оценена по достоинству и, посчитав, что разрушения достаточные, Скоков начал новое сближение. На этот раз в нас никто не стрелял, абордажная партия высадилась без помех и, действуя очень жестко, взяла паром «Калькутта» под свой контроль всего за семь минут. Отличный результат.
Снова я перехожу на вражеское судно, и все так же, в сопровождении переводчика, иду по палубе к надстройке. В двух местах что-то горит, удушающий дым сносит в море, и если пожар не тушить, то через пятнадцать-двадцать минут, его уже не остановить. Однако у нас уже есть один трофей, а заниматься спасением парома, интереса нет никакого.
Первых наших бойцов я встречаю у надстройки. Три абордажира из гвардейцев, во главе с Крепышом, тянут к борту двоих вражеских морских офицеров, те упираются, но куда там, их подгоняют ударами кулаков, и они оказываются все ближе к разбитому лееру. За ним море и, видимо, парни хотят отправить пленников на корм рыбам.
— Отставить! — останавливаю я Крепыша и гвардейцев. Они замирают, а я задаю резонный вопрос: — В чем дело?
— Мечник, — мне отвечает Крепыш, — этих тварей надо уничтожать беспощадно. Суки рваные! — обычно спокойный и невозмутимый Крепыш, со злостью и, можно сказать, ненавистью, бьет вражеского военно-морского офицера ногой по ребрам.
— Объясни.
— Паром пленных вез, которых десант Альянса на Украине и в Крыму нахапал. Девятьсот семьдесят человек под палубой, — гвардеец ударил ногой по железу, и продолжил: — Они как нас увидели, так вот эти твари, капитан и его чиф, — кивок на офицеров, — приказали открыть балластный танк и всех пленников затопить.
От злости, у меня даже в глазах на миг потемнело. От средиземноморцев я ожидал всякого, но подобного ни в коем случае. Вроде бы цивилизованные люди, хоть и враги, а все же про человеколюбие и демократию везде кричат. Я по-новому взглянул на скрючившегося в позе эмбриона вражеского моряка с погонами лейтенант-коммандера, и появилось желание не просто утопить его в море, а сделать так, чтобы он перед смертью еще и помучался.