— Что там случилось?
— Грязное, очень грязное дело, сэр.
Холодный взгляд серых глаз остановился на лице Роджера. Доктор ничего не сказал, но было видно, что поимку преступника он воспринял как должное. Роджера втолкнули в небольшую комнату, ярко освещенную лампой, и усадили на стул.
— Пожалуй, для него это слишком удобно, — заметил Харрис. — А ну-ка, ты, встань и сядь вон туда.
«Туда» — означало на табурет. Роджер даже не шелохнулся.
— Встань, я тебе сказал!
Спорить было бесполезно. Роджер поднялся и пересел на табурет рядом с массивной, старомодной лампой. Не успел он сообразить, в чем дело, как ощутил прикосновение холодного металла к руке и услышал щелчок замка. Его пристегнули наручником к бронзовому торшеру.
Теперь Роджер на себе почувствовал, что значит находиться по другую сторону закона, увидел, как обращаются с подозреваемым. Но надо быть справедливым: они обошлись без рукоприкладства. Удар Харриса был вполне оправдан: ведь Роджер пытался высвободить руку. Вряд ли можно упрекать Харриса за то, что он так силен. Наручники тоже оправданы, ведь он пытался бежать.
Интересно, почему они приехали так быстро и почему их так много?
Краснолицый, мужиковатого вида Харрис не спускал с него глаз.
Роджер медленно и безразлично сказал:
— Я хочу послать инспектору Хэнселлу записку от старшего инспектора Уэста из Скотленд-Ярда.
Харрис уставился на него непонимающим взглядом.
— Я хочу узнать, обнаружил ли он родинку на правом плече женщины или нет.
Харрис пожал плечами.
— Когда инспектор захочет послушать тебя, он придет сам. А пока прикрой пасть.
— Черт побери, узнай же о родинке! Скажи ему, что я Уэст. И давай двигай, да побыстрее!
Харрис смешался. Второй констебль что-то пробурчал, они обменялись взглядами. Затем Харрис с усмешкой произнес:
— А я, между прочим, королева Майская…
Но он все же вышел из комнаты и стал подниматься по ступеням, которые скрипели под его ногами. Второй констебль, такой же грузный, но приземистый, отошел к двери, всем своим видом давая понять, что не намерен вступать в разговоры.
Когда Роджер услышал, как возвращается Харрис, беспокойство его достигло предела. Он буквально окаменел на своем табурете, глядя в одну точку.
Кто-то остановил Харриса, Роджер хорошо слышал их разговор. О Дженет не было сказано ни слова. Роджер привстал с табурета, но констебль тут же проворчал:
— Не вздумай шутить.
Разговор еще некоторое время продолжался, а потом затих. Появился Харрис. У Роджера помимо воли вырвался вопрос:
— Ну что?
— Нет родинки, — ответил Харрис.