Значит, в любом случае он не совсем нормален. Но это нисколько не уменьшало бремени, особенно моего.
За дверями нашего дома, запиравшимися теперь не позже пяти вечера, все горячо обсуждали происходящее. Я время от времени бросал односложную реплику, а мой тесть, рассерженный старик, поносил закон, допускающий убийства, преступления и падение нравов. Хелен наблюдала за нами, и особенно за мной, с явным беспокойством. Она ощущала в моем молчании тревогу, причина которой была значительно глубже, нежели испорченный медовый месяц. Улучив момент, когда ее отец был особенно увлечен сравнением добрых старых времен с нынешними непутевыми, она попыталась разрушить стену моего молчания.
— Милый…
— Да?
— О чем ты сейчас думаешь?
— Да так… все о том же деле.
— Это так неприятно, я знаю. Пускай только это нам ничего не испортит.
— Все уже и так испорчено.
— Я знаю… Но нас-то ведь это по-настоящему не касается.
— Это всех касается! — заявил мой тесть, услышав на этот раз ее тихий шепот. — Это же вызов всему обществу. Вот что это такое!
В дверь постучали, и вошел Тиммоти.
— Хозяин, тут полицейский, — с поклоном сообщил он.
Появился Ван Виллинген со своим еженедельным визитом.
Пожимая его руку, я с удивлением вспомнил, как много изменилось со времени нашей последней встречи. Мой тесть налил ему обычную порцию виски с содовой, но на этот раз без своей обычной иронии, словно признавая, что Ван Виллинген это заслужил.
— Пока ничего нового, сэр, — ответил полицейский на вопрос Форсита. — Вчерашнее убийство — настоящая идиотская выходка… Мы уж подумываем, не сумасшедший ли этим занимается.
— Сумасшедший или нет, но его надо поймать, — нахмурился Форсит.
— К этому мы и стремимся, сэр.
Глядя на жесткое выражение его лица, я подумал о том множестве людей с властью и без оной, которые предъявляли к нему такие же требования, как и мой тесть. Радио сообщало, что царивший в Плеттенберге страх проник в парламент. Впервые за весь вечер я решился поддержать разговор, но для меня это было чрезвычайно трудным делом.
— Если это маньяк, то убийство может повториться в любое время, даже сегодня!
— Могу гарантировать, что сегодня этого не произойдет, — угрюмо возразил Ван Виллинген. — Мы как следует опутали всю деревню. Так все время продолжаться не может. В конце концов все войдет в норму. Вот тогда-то наш неизвестный приятель снова возьмется за свое, кто бы он там ни был.
НАШ ПРИЯТЕЛЬ, сказал он… Я находился в нервозном состоянии, и слова эти ударили меня как плетью. Я бросил быстрый взгляд на Ван Виллингена. И хотя в выражении его лица не было ничего особенного, нетрудно было мне вообразить, что слова им были произнесены неспроста, а чтобы прощупать меня.