Для начала: Ромео. Жду ответа»
«Глупость, какая», — первым делом подумала она. И вслух повторила:
— Какая глупость!
Потом была мысль о чьей-то неудачной шутке. Если бы ее лучшая подруга Люська Самсонова что-нибудь понимала в компьютерах, то об анонимном поклоннике не надо было бы и гадать. Для Люськи существовало два святых праздника: Новый год и первое апреля. Розыгрыши она обожала с той же страстью, что и хоровод вокруг елки, шампанское и бенгальские огни. Но Люська работала продавцом на вещевом рынке и в компьютерах не разбиралась, она и школу-то закончила еле-еле, десять лет списывая у лучшей подруги. А на выпускных экзаменах ее спасли шпаргалки. Вот здесь Самсонова была виртуозом! Люба потом целый час драила ее мочалкой в ванной, пытаясь отмыть чернила, и ругалась:
— Зачем ты спину-то исписала формулами? А, главное, как? Ладно, руки и ноги. Но спина! Здесь же абракадабра какая-то! Меж лопаток! И на шее! Как этим можно пользоваться?!
— А зеркало на что? Между прочим, шея мне физику спасла! Я сделала вид, что рассматриваю прыщ, приподняла волосы, и…
— Избавь меня от подробностей!
— Да, пожалуйста! Ты, главное, три как следует. Три! Слыхала? Физичка наша! Четверку пожалела, злыдня! Ты, говорит, Самсонова, списала, хоть тебя и не поймали. Так ловкость рук тоже требует поощрения! И за сообразительность могли балл накинуть! Жмоты!
Нет, Люська и компьютеры — это несовместимо. И, потом, слог. Поэтично. Люська Самсонова грубовата. Сравнить глаза подруги с капельками сосновой смолы — это для нее слишком сильно.
… — «Творец тебя мне ниспослал, моя Мадонна, э-э-э… как его? — Чистейшей прелести чистейший образец…» — шипела Люба со второй парты и Самсонова таращила глаза: чего?
— Два балла. Садись.
— Я щас, Марь Ванна! Учила! Клянусь! Ночь не спала! Чистейшей э-э-э… как блин его?
— Ночь ты не спала, вижу. Только не с Пушкиным.
— С Соловьевым, — хихикал класс, и багровая, как свекла, Люська плелась на место, потом начинала ругать подругу: «Надо было от руки написать! Печатными буквами! И поднять повыше!»
Вспомнив это, Люба невольно улыбнулась. Нет, послание не от Люськи. Отвечать она не стала.
Вечером, в постели, Люба спросила у мужа:
— Олег, какого цвета у меня глаза?
— Карие, — буркнул муж, натянув на нос одеяло.
— А, может, золотистые? Цвета янтаря?
— Спи ты, ради бога! У меня завтра тяжелый день. — Муж отвернулся к стене, и она поняла, что разговор окончен.
И Олег романтиком не был. И не стал бы сочинять подобные глупости, тем более посылать их законной жене. Она вздохнула и решила все забыть. Не глупость, но ошибка. А кого-то любят…