Последний взгляд часто называют “научным”, но это заблуждение, хотя, несомненно, ученые сыграли большую роль в его развитии и распространении. “Закостенелые” ученые нашего времени в основном ограничиваются изучением физической реальности, которую они исследовали более успешно, чем кто-либо когда-либо до них. В своей самовлюбленной замкнутости такие ученые не могут предположить существование нефизических миров или законов, управляющих ими. Они не в состоянии вынести суждение о проблеме, если не могут решить ее с помощью своих методов[21].
Когда ученые поступают таким образом, они перестают представлять собой настоящую науку и предлагают вместо нее то, что Хьюстон Смит называет сциентизмом, или метафизическим натурализмом, маскирующимся под науку. Сциентизм — это недобросовестная наука. Он редко принимается сегодня лучшими учеными-исследователями, хотя и получил широкое распространение среди тех, кто преподает, а также тех, кто через науку хочет добиться славы. С помощью социологических данных можно доказать, что многие, даже большинство занятых в науке людей, фанатично преданных натурализму, перестают функционировать как ученые, — в лучшем случае они становятся философами, хотя обычно не выдвигают никаких философских аргументов.
Под влиянием метафизического натурализма сциентисты в течение многих лет твердят нам, что ощущение, будто бы за пределами физического мира есть что-то еще, — просто стремление выдать желаемое за действительное, культурный невроз, оставшийся с доисторических времен. Они предлагают отбрасывать такие внутренние побуждения, как простые иллюзии, созданные для защиты от жестокой реальности без Бога и идеи вечной жизни. Подавляемые авторитетом науки, которую путаем с сциентизмом, мы продолжаем отрезать себя от сокровенной части своего существа. Ставя разум превыше всего, мы перестаем обращать внимание даже на слабый голос, доносящийся из-за пределов “разумных рассуждений”. За то, что наука и порожденные ею технологии впечатляюще усовершенствовали многие сферы человеческой жизни (хотя, как выяснилось впоследствии, иногда с сомнительным результатом), натурализм с его духовной стерильностью потребовал страшную цену.
Как бы то ни было, метафизический натурализм проник сегодня до мозга костей — всех и каждого в отдельности. Он формирует нашу оценку качества жизни (жизненный стандарт) и даже сознания (состояние мозга), ведет к рискованному применению медицинских технологий ради нескольких месяцев жизни, потому что мы потеряли веру в какое-либо другое существование, кроме физического. Озабоченность тем, что дает наука, затемняет то, что метафизический натурализм отнимает у нас и что наука сама по себе дать не может. Ее исключительные успехи в открытии тайн реального мира убеждают нас, что мы, по сути, не что иное, как чисто физические создания.