С бутербродом в одной руке и кружкой холодного чая в другой я наблюдала за вскрытием ларца. По команде вора Кейр с натугой поворачивал палку вместе с кольцом на крышке. Уже одно то, что оно поддалось, говорило в пользу Лаксовых хитроумных соображений о коде, теперь оставалось только надеяться, что он правильно разгадал последовательность и число поворотов кольца. Фаль, зараженный еще близ Тени Ручья золотой лихорадкой, верещал и мельтешил вокруг. Он не мешал Кейру только потому, что воин не слышал и не видел мотылька. К каждым поворотом кольца дело шло все более гладко, застоявшийся механизм разработался. Внутри слышались какие-то щелчки.
Наконец, раздался самый сильный щелчок и крышка, нанизанная на ветку, осталась в руках Кейра, а мы уставились на ощетинившуюся острыми шипами разной длины боковины.
Три головы столкнулись над нутром ларца и над лесной полянкой пронесся глухой звон. Фаль, каким-то чудом не расплющенный нашим любопытными лбами, успел нырнуть внутрь. Потирая головы, мы подались назад, и Кейр, как единственный обладатель защитного снаряжения, вытащил из ларца ножны.
— А где драгоценности? — жалобный, как предсмертный крик лебедя, голос Фаля был полон такой неизбывной скорби и разочарования, что я не удержалась и прыснула, вслед за мной покатился со смеху Лакс.
— Что вы смеетесь? — недоуменно покосился на нас Кейр, вынимая из ножен узкий, похожий на маленький меч голубовато-серый клинок с крестовидной рукоятью, свитой воедино из трех серых полос. — Добрый кинжал. Не украшен богато, ножны из простой кожи, так разве ж в этом суть? Вон, на первый взгляд даже заточка не притупилась.
Чтобы доказать правдивость своих слов, воин аккуратно, без замаха, опустил лезвие на деревяшку, вставленную в кольцо. Дерево развалилось на две гладкие, как отшлифованные, половинки, у Кейра отвалилась челюсть, карие глаза полезли на отбитый лоб.
— Да-а-а, заточка точно не притупилась, — согласилась я, прикладывая прохладный бок кружки к пострадавшему челу. — Тут ты прав на все сто!
— Неужели серое пламя? — задушено, словно слова застревали в горле, пробормотал Кейр и замер, разглядывая клинок так внимательно, словно собрался помедитировать на него пару суток, не меньше.
— Кейр, душенька, а что такое серое пламя? — нежно полюбопытствовала я, нахально прерывая минуту благоговейного молчания.
— А? Гхм, — экс-палач дернулся, очнувшись от восторженного транса, откашлялся, бережно, почти нежно вернул кинжал в ножны и постарался объяснить: — Я думал это просто сказки мастеров-оружейников о том, как очень давно некий забытый народ, люди ли, нелюди, о том ничего неизвестно, знали секрет металла, не только долговечного и несказанно красивого, но и разрубающего любую преграду. Клинки из него никогда не ломались и не требовали заточки, а еще они как-то, тут я не совсем понимаю, о чем речь, — воин был честен, — признавали хозяина и могли откликнуться на его зов. Говорят, для человеческого взгляда они казались серыми, а те, кто видит больше, не могли описать цвета готового меча. Даже тогда один клинок серого пламени стоил огромных денег, а сейчас ему и вовсе цены нет.