— Вы что-то сотворили с этим домом. Не пойму только что, — сказал я.
— Неужели не поняли? — В голосе звучало удивление. — Я думала, вы понимаете. Мы оба ведь ищем одно и то же.
Не знаю почему, но мне вдруг стало страшно. Тишина по-прежнему обволакивала нас, но теперь она все сильнее нагнеталась и давила.
— Мне трудно сказать, ищу ли вообще я что-либо…
Мои слова нелепо повисли в воздухе и пропали. Некая властная сила оторвала меня от созерцания огня и приковала мои глаза к ее лицу.
— Неужели трудно? — спросила она.
Помню, как меня охватило чувство безысходной тоски. Я впервые увидел себя со стороны — абсолютно никчемное, тривиальное существо, которое только и знает, что бессмысленно мечется взад и вперед по свету и делает дела с такими же ничтожными личностями, как оно само, лишь для того, чтобы быть сытым, одетым и жить до конца своих дней в комфортабельном доме.
Я подумал о своем маленьком домишке в Вестминстере, который я так долго выбирал, а потом обставил с такой тщательностью. Я увидел свои книги, картины, коллекцию фарфора, двух преданных слуг, которые заботились обо мне, поддерживали идеальную чистоту и порядок в доме, дожидаясь моего возвращения. До сих пор мой дом со всем, что в нем было, всегда радовал меня, но сейчас я не был уверен, имеет ли он хоть какую-нибудь ценность.
— А что вы предлагаете? — услышал я свой вопрошающий голос. — Может, мне следует продать все, что у меня есть, и отказаться от работы? А что потом?
Вспоминая наш короткий разговор, я понимал, что в словах Анны не было ничего, что могло спровоцировать мой вопрос. Она считала, что я ищу что-то, и вместо того, чтобы ответить прямо «да» или «нет», я спросил ее, не лучше ли мне расстаться со всем, что я имею. Тогда я даже не задумался над смыслом сказанного. Я помню только, что в тот момент вопрос Анны лишил меня равновесия, и я был полон смятения, хотя еще минуту назад в душе моей царил покой.
— Ваш ответ может не совпадать с моим, — сказала Анна. — На самом деле в своем я еще не уверена. Придет время, когда я буду знать наверняка.
Про себя я подумал, глядя на нее, что ей, с ее красотой, безоблачным спокойствием, душевной тонкостью, ответа долго искать не придется. Что может она еще желать? Разве что, пока у нее нет детей, она чувствует неудовлетворенность?
Вернулся Виктор и, как мне показалось, принес в зал тепло и ощущение стабильности: что-то очень привычное и уютное было в его старом смокинге, который он носил с элегантными вечерними брюками.
— Морозит по-настоящему, — сказал он. — Я выходил поглядеть. Термометр упал до тридцати. А ночь удивительная. Полная луна. — Он придвинул кресло поближе к огню и, нежно улыбнувшись Анне, добавил: — Холод, как в ту ночь на Сноудоне. — И вдруг, как бы спохватившись, воскликнул: — Боже праведный, как мог я забыть?! Это наша вечная спешка. — Он повернулся ко мне и со смехом сказал: — Я ведь ничего тебе не рассказывал. Анна наконец снизошла, и мы поднялись на Сноудон.