С «Топью вселенской» читатель уже хорошо знаком, а вот что такое «Белая грязь», понятно далеко не всем… Объясняю: это та же самая вселенская топь, покрытая слоем донельзя мокрого белым-белого снега, кажется, готового вот-вот растаять. Но на самом-то деле эта суспензия так просто не тает. Или тепла недостаёт (каких-то полградуса), или сверху всё время добавляет новыми хлопьями, промачивает насквозь. Вот уж где двойная погибель. Всё, что могло погрузиться и утопнуть, уже не хлюпает, дремлет. А мокрая белизна всю эту мутоту уравнивает, убаюкивает, как бы внушает: «Сопротивление бесполезно. Трепыхаться нет смысла…» Даже стрелять не хочется… а ведь иногда надо. Как-никак война.
В этой белой упокой-грязи глохло всё. Даже командование тонуло, казалось, никто больше никем не командует — всё захлебнулось. Эфир безмолвствует. В наушниках одни потрескивания да шорохи. Никакой внятности… Но остаточное воинское шевеление всё ещё наблюдается. По инерции. Причём с обеих сторон. Кое-кто захватывает отдельные окраины, малые населённые пункты, а кто-то эти деревни опять сдаёт врагу. Всем хочется даже не так взять село, отличиться и прозвучать в приказе, как хоть малость отогреться и обсушиться в недрах этого поселения… Что будет дальше — наплевать… Нас, наступающих, на рассвете ненароком вышибли из деревушки «А», и мы перекочевали в соседний лесок «Б», почти без потерь… Вот и я, гад и сволочь, написал эту расхожую гнусность: «Почти»! Как будто каждому потерянному (то есть — убитому) нужно многолюдье, многотрупное сопровождение в тот охлаждённый мир. Будто мы гибнем не по одному, а группами, коллективами, массами!
Почему мы не увязли, не потонули в том белом поле (всего-то полтора километра пашни), ума не приложу. Зато в лесу, даром что насквозь мокро, а не топь и не хлябь, наконец, хоть кое-какая упругость, твёрдость под ногами. А вот продуктов с собой не прихватили. Промахнулись. Да и не до продуктов было… Сидим кукуем — не воюем. Но «голод не тётка» — угнетает. Терпели чуть меньше суток, закоченели вконец. Делать нечего: решили забрать это село обратно. Перед рассветом, промёрзшие до костного мозга, покинули лес. Молча. Ибо выговорить никто ничего уже не мог. Не останавливаясь, не прислоняясь и не залегая, мы, как один, преодолели тысячу пятьсот метров и отобрали у них, уже обсохших и вздремнувших, всю деревню. Вытеснили в другое белое поле «В». Остальных велели отнести за огороды и уложить рядком. Пока там… Вот что такое «Белая грязь». В ней растворяется всякое представление о реальности, тонут почти все следы. Да не только следы, но и ноги, туловища солдатские, которые эти следы оставляли.