— А в конце приказал: «Принимай его в партию — молодой, перспективный». В общем, он сам даёт тебе рекомендацию и мне велел. Вот и все пироги, — заключил парторг. — А?..
— Что «А»?.. Что «А»?! — он застал меня врасплох, чего-чего, а такого оборота благодеяний я не ожидал: то тебя толкают головой в пекло, из пекла в омут кидают без особой нужды, то вдруг награждают, да с партией впридачу.
— Я ещё не готов… — с трудом выговорил я и только тут начал приходить в себя. — Я, правда, не готов. Потом, знаешь, как-то неожиданно… — Мой папа был на фронте, теперешняя Московская Зона Обороны, но с тридцать пятого по сороковой годы он сидел в ГУЛАГе, под Вязьмой, имел срок семь лет, отсидел четыре с половиной, и я не собирался обо всём этом никому рассказывать.
Тут я вполне совладал со своей растерянностью и приступил к демагогическим выкрутасам:
— Знаешь, дорогой, в партию надо принимать особо отличившихся, хотя бы уже награждённых. Самых-самых заслуженных. А моя «За БэЗе» ещё висит где-то в поднебесье. Вот…
— Хорошо. Ты прав, — как ни странно, сразу согласился парторг. — Я тебя вполне понимаю. Но и ты меня пойми. Они в хвост и в гриву долбят меня: «Почему да почему нет роста партийных рядов?.. Один-два кандидата, разве это показатели для разведбата, да ещё Добровольческого танкового корпуса?!» И всё время задерживают мой наградной лист и присвоение звания.
Мне было искренне жаль его, но я пока ничем не мог ему помочь. Не вступать же мне в партию ради того, чтобы выручить добросовестного и даже обаятельного нанайца. Впрямую отказаться от вступления в ВКП/б/, когда тебе это предлагается в знак поощрения (почти как награда), было равносильно самоуничтожению — тебя бы, не мытьём так катаньем, сжили со свету. Или укатали бы черт знает куда. А оттуда тоже одна дорога, в те самые Тартарары. Так что с выбором обстояло совсем не просто. Тут хвалиться своей смелостью, самостоятельностью, принципиальностью надобно поскромнее, а то и вовсе не следовало бы. Так вот, на этот раз пронесло, а заглядывать далеко вперёд не стоило — ещё дожить надо до следующего раза…
Так оно и оказалось: комбату, по срочному вызову, был подан мотоцикл с коляской. Майору показалось, что машина недостаточно отдраена, то бишь не сияет. Я этого не находил, тем более, что наша лесная стоянка располагалась вдалеке от источников и воду возили на грузовиках. Слово за слово наметились разногласия во мнениях: я оказался отнюдь не самым сдержанным и дипломатичным, майор был просто груб, я же сочился иронией, доходившей до сарказма. Ему всё это быстро надоело, он кинулся к штабной палатке и выскочил оттуда, как ошпаренный, с листом исписанной бумаги в руках. Этим листом он только что не мазанул мне по физиономии: