— Валяй. Только живо.
Не успел произнести этих слов, как он уже что-то передавал своим, что-то брал, рассовывал за голенища сапог и в карманы.
По шоссе, поднимая пыль, мчалась автомобильная установка гвардейского миномета «катюша». Командир лихо выскочил из автомобиля, подбежал к нам. Всем своим видом он показывал, что это место — его огневая позиция, он здесь хозяин и должен немедленно дать смертоносный залп по опушке леса, где в полевом бездорожье, пересекая шоссе, движется немецко-фашистская колонна.
Я быстро договорился с лейтенантом, он даст маленький залп по опушке, когда мы войдем в кольцо засады, и если наша операция будет удачной, то мы зеленой ракетой вызовем оставшийся мотоцикл, и тогда лейтенант даст второй — большой залп. А дальше видно будет.
Была у меня к гвардейскому лейтенанту еще одна сугубо личная просьба: я очень просил его не промахнуться. Потому как небольшой недолет — и реактивные снаряды накроют вражью засаду, а там в самой середине наш Гришин, да и мы с маленьким автоматчиком можем оказаться в этой середине — тоже не чужие.
— За кого меня принимаешь? — Лейтенант неожиданно обиделся и надул губы. — Здесь высшая математика. Логарифмы!
Меня восхитила его убежденность, и стало завидно, потому что в моем деле логарифмы не помогали. На том и расстались.
Когда мы уже порядком отошли от своих, я спросил маленького напарника:
— Тебя как звать-то?
— Раян, — сразу ответил он, и глаза его заблестели. — Раян Гильметдинов.
Это означало, что у нас есть контакт, или, попросту говоря, мы благодарны друг другу.
Рассчитывать на то, что везение повторится, нельзя. Это просто глупо — верить в то, что невероятное везение может повториться… От укрытия к укрытию короткими перебежками, а потом двести-триста метров на брюхе.
Путь к месту нашего недавнего поражения оказался чуть легче, чем путь оттуда. Подползли к немцам со стороны их ног. Они все еще не сняли засаду, но, видимо, вынося убитых и раненых, ополовинили состав и разомкнули кольцо.
Гришин встретил нас без всякого удивления, не выказал радости (ну хоть бы для приличия изобразил что-то на морде). Будто мы пришли к нему не в засаду, а… Ладно, плюнули. Приготовились к бою, ждем залпа.
Как только «катюша» загремела, я сразу понял, что гвардейский лейтенант в средней школе чего-то недобрал. Математика подвела. Ракеты шли слишком низко над землей, и четыре снаряда накрывали одним махом и немецкую засаду и нашу троицу. Типичный недолет! Мы знали, что «катюша» грозное оружие, но не догадывались, какой это кромешный ад, когда лежишь там, где рвутся ее чушки. Нашего мата не было слышно. Только гигантские вертикальные столбы огня, свист тысячи осколков, нестерпимая, мигом наступившая жара, черные клубы дыма на месте разрывов и маленькие аккуратные воронки, обгорелая пшеница, истошные крики немцев — вот что такое «катюша». За достоверность этого впечатления ручаюсь не полностью — сам потрясен был выше всякой меры.