Стали передавать радиограмму, а ее там, в батальоне, никто не принимал. Может, и с ними уже что-нибудь стряслось?..
Перестрелка затихла, удалялась. Я дал сигнал: медленно продвигаться вперед, неослабное внимание по сторонам! Лес, он и есть лес. Когда показалось, что заваруха кончилась, ко мне подошел радиомастер Лапин (он случайно попал в разведку, ему следовало двигаться в штабном автобусе, но там не хватило места). Лапин не спеша сообщил:
— Товарищ старший лейтенант, женатика, кажется, убили.
— Как это?! — размазанное «кажется» словно издевалось над жестким и определенным «убили».
— Сами посмотрели бы, — вяло предложил радиомастер.
Подбежали старший сержант Бабаев, Маркин, мотоциклисты. В руке у Маркина был новенький парабеллум.
— Фашист на дереве сидел. Это он выстрелил. Сверху. — Маркин показал дулом пистолета на черное, старое, разлапистое дерево с обломанной макушкой.
— А вы задрать голову вверх пораньше не могли?
— Вот он задрал, — Маркин указал на Бабаева.
— Где тот, что сидел на дереве?
— Старший сержант снайпера кокнул, — ответил мотоциклист Пушкарев. В левой руке он держал немецкую винтовку с оптическим прицелом.
Бабаев полез в карман и протянул мне документы убитого немца. Мы выставили охранение, а сами пошли к бронемашине. «Бобик» довольно сильно отстал от нас или успел откатиться. Там в башне сидел убитый женатик. Ведь упасть в башне некуда.
— А ты где в это время был? — спросил я радиомастера неизвестно зачем.
— Где был? Рядом сидел…
Я снова посмотрел на могучее, черное, разбитое молнией дерево — оттуда фашист мог пристрелить каждого из нас (ну кроме водителей-механиков, которые и сверху были укрыты броней). Почему он выбрал его? Последнего, из хвостовой машины. Вероятно, принял за командира.
— Отнесите его в машину к Верочке. И привяжите покрепче.
— Ремней больше нет, — вздохнул Бабаев и тихо пробурчал: — Не надо было его к нам брать… Придется веревками? — спросил он.
Я кивнул.
Бронетранспортер и два мотоцикла ушли вперед. Убитого на плащ-палатке перенесли в крытую машину, уложили там на второй ящик и привязали. Старший сержант Бабаев и Маркин остались в кузове этой машины. Вперед пошли еще два мотоцикла, сзади бронемашина с радиомастером и новым пулеметчиком Пушкаревым, назначенным из мотоциклистов. Мы снова двигались по лесной ухабистой дороге, а меня разбирала какая-то маета.
Как бы ни старался человек, смерть все равно его догонит, если она это задумала. Я обвиняю себя в том, что поддался на уговоры и взял его в свой взвод. Что добровольно взвалил на себя ответственность за его жизнь. В том, что позволил поверить в эту заколдованность и, хоть на миг, поверил в нее сам. И еще одного я не могу себе простить — веры в то, что со смертью можно как-то сговориться или хотя бы заключить с ней временное соглашение.