Фашисты, видимо, чуяли, что к рассвету снова придется отходить на «заранее подготовленный рубеж». Настал их черед, и теперь уже они заманивали нас в глубь своей территории. Казалось, они хотели опрокинуть на наши головы весь запас металла, чтоб отходить налегке.
Слева, метрах в трехстах от меня, находился НП № 2. Справа, на таком же расстоянии, — НП № 3. Там ребята из моего взвода, но никого не видно. Выполняя приказ, они углубили укрытия и лежали в своих норах, а вели наблюдение по одному, чтобы потерь было меньше. А еще лучше, чтоб их совсем не было! Итак, слева трое, справа трое, а я один. Перед наступлением сумерек отправил ординарца в штаб батальона с донесением и схемой огневых точек противника. Эта схема была сейчас там очень нужна.
Честно говоря, довольно противно сидеть под огнем одному, когда впереди только враги, сзади полно своих, но все они слишком далеко, а рядом никого. Правда, профессиональная гордость заставляет частенько произносить вслух, что в нашем деле одному даже лучше, но это не так. Тошно одному в этих бесконечно растянувшихся сумерках…
Неожиданно в мое укрытие ввалился ефрейтор Гильметдинов. Он тяжело дышал и сразу присел на корточки. Не спеша отряхнул землю с пилотки, с плеч и улыбнулся.
— Что там у вас? — спросил я.
— Ничего, — ответил он и продолжал улыбаться.
— Что-нибудь стряслось?
— Нет! Не стряслось.
Помолчали.
— А чего ты притащился?
— Так… — ответил он, — старший сержант разрешил.
— Ну а зачем?
— Покурить, — ответил Гильметдинов.
Я достал из кармана пачку немецких сигарет и протянул ему, но он сигарету не взял, а вытащил из-за пазухи здоровенный кисет с махоркой и стал крутить «забаву»— очень длинную «козью ножку», которую курили только тогда, когда табаку было с избытком и делать было совсем уж нечего.
Он смастерил одну и протянул ее мне. Стал мастерить другую.
— Под таким огнем знаешь что может получиться?
— Знаю, — ответил Раян, — блин может получиться. Только я аккуратно… Ползу… лежу… бегу… опять ползу… опять лежу… бегу… — И улыбнулся, понимая нескладность своих объяснений.
Канонада и стрельба не умолкали. Ракеты то и дело взмывали в небо, рассыпались и гасли над нами.
… Он прополз триста метров. Впереди у него было триста метров обратного пути, а с этими метрами не шутят… Я не мог сказать ему ни одного слова в упрек, он сделал мне удивительный подарок.
Мы курили, и нам не было скучно.