— Не пришлет, — сказал высокий, кавалергардски изящный, чисто выбритый Басаргин. — Скажет — одна уже есть.
— Дуй и проси, что я сказал, — повысил голос Верещагин, и вестовой выбежал в коридор.
Офицеры какое-то время молча пили чай, слушая, как где-то на юге то разгорается, то затихает бой.
— Опять на Вогрэсовский мост ломятся, — сказал Земцов. Поставил пустую кружку, с сожалением вздохнул. — Ладно, пойду к своим.
— Угу, — кивнул Верещагин. — Клим, иди тоже, поспи.
— И то дело, — согласился надурядник, ловко закидывая за спину «Сайгу» 12-го калибра, а АКМС со сложенным прикладом беря в руку.
Басаргин, облокотясь на компьютерный столик, играл златоустовским «Бекасом» — нож порхал над пальцами, крутился между ними… Верещагин долго и бездумно следил за движением ножа. На юге стали бить орудия.
— «Спруты», 125-миллиметровки, — сказал Басаргин, с размаху убирая нож в ножны. — Отобьются… Хорошо, что склады тут Вовочка с Медведом не успели ликвидировать.
— Хорошо, — согласился надсотник. — Слушай, Басс… а ты не чувствуешь себя мерзавцем?
— Чувствую, — сердито ответил подсотник. — Чувствую за то, что ничего не сделал, чтобы прекратить этот бардак года три назад.
— Я не об этом…
— Я знаю, о чём ты. Самоед ты, Олег.
— Самоед? — усмехнулся командир дружины.
— Самоед. Ты же этой войны хотел. Ты вообще её последним шансом называл!
— Называл?
— Перестань за мной повторять! — разозлился Басаргин и встал. Шевровые сапоги, которые он носил вместо берцев, как у большинства дружинников, скрипнули зло. — Я отлично знаю, что ты сейчас будешь делать! Вместо того, чтобы пойти и поспать ещё пару часов, ты сейчас пойдёшь шататься по окрестным подвалам! Тешить свою мятущуюся душу! И кончится тем, что тебя грохнет какой-нибудь морпех-снайпер! Чего ты смеёшься?! — у Верещагина и правда вздрагивала губа, а в глазах зажглись весёлые искорки. — Чего ты смеёшься, долдон?!
— Мятущуюся душу — это хорошо, — сказал надсотник и захохотал в голос.
Секунду казалось, что Басаргин сейчас бросится на него. Но вдруг тот махнул рукой и засмеялся тоже.
— Ты всегда был кретином, — заключил он. — Ну ладно. Я пойду тоже.
Выходя, он задержался, крепко хлопнул командира по плечу и сказал:
— Мы их сделаем. В конце концов мы их сделаем, и не важно, что будет с тобой и со мной.
* * *
В одном Игорь Басаргин ошибался.
Верещагин не собирался тешить мятущуюся душу. Он и сам не знал, почему снова и снова с таким упорством обходит подвалы окрестных домов, в которых жили — существовали, вымирали — тысячи «гражданских», как называл их генерал-лейтенант Ромашов.