За перегородкой забеспокоился кто-то, женский голос:
– Добрешешься, ирод. Он не в себе, хлопчики…
Вышла – босая, старая, сухонькая, виноватая.
– Я вам сварю картошечки.
– Спи, мамаша, нам поспать, – сказал Волжак, – мы со свадьбы.
– И завтра собрались у меня быть? – поинтересовался старик.
– Пропишемся до конца войны, – сказал Носков.
Хозяйка дала старый кожух, постилку. Улеглись. Волжак вдруг поднялся и откинул крючки на окнах.
… Завтрак уже готов, хотя на улице еще совсем ночь. Не очень удобные гости, лучше, если они уйдут пораньше. Никак не удается поднять с нагретого кожуха и усадить за стол Липеня.
Когда собрались уходить, хозяин напомнил:
– А расплатится кто?
– Угольками, – неласково пообещал Носков.
– Я про то самое: спалят когда-нибудь. Ходют, ходют… Сказал, обожди.
Дед стал на колени, подцепил гвоздем и поднял короткую доску возле кровати. Пошарил под полом, вытащил гладыш[10]. Сунул в него, как в дупло, сухую руку, достал какие-то бумажки. Но тут же заметно смутился.
– Дурень, ты же их сюда переложил! – Старуха сама вытащила из-за печки источенный молью валенок. – Допишешься, старый дурень. Вы не гневайтесь, хлопчики, всю жизнь бухгалтер, все с бумажками, не в себе он…
– Не с бумажками, баба, а с документами. Напишите, значит, как делают добрые люди, когда их обслужат. Небось городские, на всем готовом жили, знаете.
Волжак придвинулся поближе к потрескивающей лучине, с интересом стал разбирать бумажки.
– Давай в голос, – сказал Носков. – Всяких видел, а такого…
Волжак читает:
– «Свой дед, хотя и зараза». Подпись…
– Желток Митька, – подсказал дед, – сам добрая цаца. Зимой немцы в деревню вскочили, посадил я его, где свинью прячу… прятал, в яму. А после всего зову – нету. Пригрелся и спит.
– «У деда Харитоши – самогон хороший. Братья Жердицкие».
– Добрые были хлопцы, так этих забили. Сразу двоих. Бо самогон все у вас, никакого баланса в голове.
– Что-то не видели мы его сегодня, – сказал Половец.
– А что в гладышке? – полюбопытствовал Волжак.
Дед разозлился:
– Жить надо, пока не закопали. Все шумят, все требуют, без числа, без счета, да еще ты и должен останешься, если что.
Половец уже держит в руках гладышок. У него это мигом.
– Ну и почерк! Это кто? – спрашивает Волжак.
– Кто, кто? Сам начальник полиции. Булка. А что думаешь! И этот побывал.
– Так, посмотрим… «Деда Харитона не стрелять. Сам застрелю. Булка».
– Во, застрелит…
– Добрешешься, – запричитала старушка, – давно тебе говорю.
– Будь здоров, дед, – сказал на прощание Волжак. – Вот написал: «Хитрому деду Харитону сто лет жизни».