Тепло-тепло стало у Толи где-то внутри, хотя зубы стучат еще сильнее.
Толя сказал маме про ставню и, между прочим, про то, что он, Толя, ждал их на улице.
– Вот так, голый? Ложись сейчас же в кровать.
Весь дрожа, Толя юркнул под одеяло. Алексей тоже лег и сразу потянул все одеяло.
– Разлегся тут.
– Ну что вы как бирюки? – укоряет мама, присев на край кровати.
– Да мы так, – с радостной готовностью оправдывает брата Толя.
– Холодный какой. Ты долго стоял, сынок?
Это, кажется, для мамы важнее, чем та опасность, которая ходила возле дома. Оттуда, из лесу, мама принесла какое-то спокойствие.
– Встретили нас хорошо, – стала рассказывать она, – расспрашивали. Просят еще поработать на месте. Когда будет особенно трудно, обещают забрать. Запасаются медикаментами, весной ожидается что-то. Какое-то большое наступление на немцев.
Алексей авторитетно пояснил:
– Всеобщее.
Когда мама ушла, Толя потребовал от Алексея подробностей. Но тот не хочет да и не умеет расписывать. Ну, подошли, ну, поднялись с земли двое в маскхалатах, и в хате ждали двое. (Хорошо, что хоть фамилии запомнил: Кучугура, Сырокваш.) Расспрашивали, угощали самогонкой. Крепкая! Этого он мог и не говорить: конечно же у партизан все особенное.
Тоже увидел: встали, сели, говорили, самогон… Будто к Лесуну в гости сходил. И уже храпит. Толя сердито двинул брата локтем и, закинув руки за голову, долго лежал с открытыми глазами. Он вынужден был сам дорассказывать себе о встрече с партизанами.
Утром Толя спросил:
– А про этого сказали им?
Мать, нахмурившись, ответила:
– Коваленок им говорил. И у нас спрашивали.
– Доберутся! – с откровенной жестокостью воскликнул сын.
– Я не хочу, чтобы из-за нас.
– Жалеть такого!
– Я просила не трогать его. Да и повредит это.
– И напрасно, – с мужским превосходством заявил младший.
Алексей молчал.
Поселковый базар. На выбитом в снегу пятачке толкутся люди. Это не городской базар, люди знают друг дружку в лицо, и потому нет зазывных голосов, торгуют деловито, молча. У женщины в руках бутылка молока, у другой – миска с картофелем. Лишь старичок, щуплый и маленький, тоненько покрикивает: товар его плохо заметен.
– Сахаринчик, немецкий сахар, грамм на ведро воды!
И старуха Жигоцкая вынесла товар: держит на ладони пол-литровую баночку.
Две девочки подбежали, смотрят. Старуха сладко лизнула стеклянную стенку баночки.
– Мёдик, сладенький.
Подошла Надя – это ее девочки.
Старуха Жигоцкая видит, что и Корзуниха здесь. Надя двумя руками отгребает детишек от старухи.
– У тети есть сынок, он сам скушает этот мёдик.