Отряд Косухина вывалился из вагонов аккурат на первой платформе Иркутского вокзала и тут же был со всех сторон окружен целым батальоном легионеров. Партизаны уже отстегивали тяжелые самодельные бомбы жуткого вида, когда наконец, подбежал перепуганный офицеришка, с которым Степа вступил в переговоры. Как выяснилось, чехи всерьез решили, что воинство Косухина в нарушение перемирия прибыло для штурма иркутского железнодорожного узла.
Будь у Степы не рота, а, к примеру, батальон, он так бы и поступил, ибо соблюдать соглашения с проклятыми империалистами не собирался. Но силы были неравны, и Косухин потребовал немедленного предоставления каждому бойцу по пачке папирос и свободного пропуска в город. И то и другое было ему тут же обещано, после чего довольный таким развитием событий Косухин вывел отряд на привокзальную площадь.
Тут произошла заминка. Степа ни разу не был в Иркутске и не представлял себе, куда и каким маршрутом надлежит двигаться дальше. Втайне он надеялся, что кто-то – если не сам товарищ Чудов – позаботится встретить его гвардию. Но на привокзальной площади кроме толпы мешочников, дамочек определенного рода занятий и публики явно буржуйского вида, никого не оказалось. Подождав немного, Косухин решил проявить инициативу и действовать самостоятельно.
Прежде чем двигаться дальше, он велел бойцам привести себя в порядок, проверить оружие и проявлять классовую сознательность. Возражений не последовало, но по унылому виду подчиненных Степа не без грусти сообразил, что два дня в заледенелых вагонах несколько поубавили сознательности в отряде. Он и сам понимал, что бойцов надлежит кормить и вовремя укладывать спать, но делать было нечего, и он дал приказ идти прямо к замерзшей Ангаре, за которой темнел ночной город.
Поход начался спокойно. Бойцы в меру возможностей соблюдали революционную дисциплину и даже пытались идти в ногу. Правда, иркутские обыватели, определенно из нетрудового элемента, почему-то шарахались в сторону, а некоторые, из наименее сознательных, даже пытались бежать. Вероятно, на них производили неизгладимое впечатление огромные самодельные бомбы, болтавшиеся на поясе у черемховцев. Взрывались они не всегда, зато моральное воздействие оказывали немалое, в чем Степа в очередной раз имел возможность убедиться.
Прямо за станцией отряд был остановлен каким-то эсеровского вида патрулем, но Степа не стал вступать в ненужные дискуссии, а попросту скомандовал «вперед» – и отряд прошествовал дальше под изумленными взглядами оторопелых солдат.
Вскоре путь отряду преградила Ангара, через которую пришлось перебираться по неровному льду. Степе объяснили, что могло быть и хуже – могучая река замерзала не каждую зиму, и тогда приходилось доверять сметанному на живую нитку наплавному мосту. Косухин представил себе дымящуюся под ногами черную гладь – и еле удержался, чтобы не перекреститься.