Поговаривали, правда, что в окрестностях озера изобилуют саблезубые тигры, но попасть к подобному страшилищу в его личную коллекцию, размещенную где-нибудь на стене уединенной берлоги, прапорщику совсем не улыбалось. Честно говоря, он вообще побаивался встречаться с представителями местной фауны в их привычной среде обитания. Особенно после того, как какой-то крупный жук, обладавший поистине кавказским темпераментом, умудрился вспороть спичечный коробок, в который был незаконно заключен, и вырваться на свободу, пылая праведным гневом. Ерунда? А коробок-то Никита по глупости положил в карман брюк… Три дня, проведенных на койке санчасти, и пара десятков уколов от труднопроизносимых хвороб, вкаченная медсестрами-садистками в самые интересные части тела, окончательно настроили прапорщика против личного общения со «зверьками».
Теперь он лишь отдавал приказания раздобыть ту или иную животинку своим подчиненным, а уж те старались от души, поскольку Горбунков щедро делился со своими «промысловиками» небольшой частью профессорского гонорара.
Однако он был уже далеко не таким полным профаном в энтомологии, каким являлся в свой первый визит к Аскольдову, а потом и к Смелковичу. Были пролистаны сотни страниц самой различной литературы по насекомым, от научно-популярной до сугубо специальной, и, надо сказать, не без пользы. Теперь Никита мог с уверенностью отличить самого обычного дровосека длинноусого Acanthocinus aedilis от редчайшей формы Callipogon relictus[84], возможно, неизвестной в «большом мире», свободно оперировал такими заковыристыми словами, как «эндемик», разбирался в терминах «камподеовидный» и «эруковидный»[85] и мог перечислить на чистейшей латыни все типы и роды насекомых. И это при том, что в детстве все эти суетливые твари не вызывали у него ничего, кроме отвращения и иррационального страха, а подростком он даже не думал собирать коллекцию бабочек, например, чего не избежало большинство его сверстников. Столь спонтанно развившиеся способности даже вызывали некоторое законное удивление у профессора.
– Вы не подумывали, коллега, – не раз спрашивал Михаил Осипович у доставившего новую партию «зверушек» прапорщика. – Продолжить образование, скажем, на моей кафедре в Кедровогорском университете? Могу составить вам протекцию…
И самое странное, что это полушутливое «коллега» в его устах с каждым разом звучало все менее уничижительно.
Кстати, и бедные бурундуки оказались не так уж бесполезны для науки.
При тщательном изучении их полосатых шкурок (арестанты при этом рвали и метали от вопиющего нарушения их природных прав на личную жизнь и неприкосновенность) профессор Смелкович обнаружил в подшерстке грызунов таких неординарных блох и вшей, что пришел в совершеннейший восторг…