– А что? Разумно…
– Он, Влад этот, вообще неглупый парень. Как-то разговорились, так он, оказалось, если не врет, конечно, три курса института закончил.
– Какого?
– Нефтехим вроде… – пожал плечами Безлатников. – Я особенно не заострял… А таким манером, говорит, нефтяники еще в шестидесятые годы месторождения тюменские осваивали.
– Что же он не закончил институт свой? Глядишь – человеком бы стал приличным…
– Будто мы с тобой много добились, закончив… А спрашивай сам: я только в глаза его гляну – ноги отнимаются. Как подумаю, что не скажи мы им тогда всего – иголки под ногти нам загонял бы да ремни из спины резал, – жуть берет!
– Да ну… – усомнился Константин, подумав. – Он мне незлым парнем показался… Пошутить любит, вежливый такой…
– Ага! Откуда ты знаешь, почему он в авторитете у этих бандюг ходит? – Павел в сердцах выдернул из воды удочку, поплавок которой подплыл вплотную к лазаревскому, и снова закинул, подальше в сторону. – Может, он убийца какой или грабитель? Даром, что ли, кликуха у него такая – Шило… По мне так все равно, что эти – наши, что те – черные… Одно слово – криминал… Слыхал, как недавно они друг друга по ту сторону «шкуродера» порубали?
– Вроде слышал краем уха что-то… Кавказцев, бают, наши перестреляли?
– Наши… Ваши! С каких это пор они тебе «нашими» стали?
– Не горячись ты… А как это было-то?
– Обычное дело… Для них, естественно. Засаду устроили и всех – подчистую… Звери.
– Думаешь, если бы те сюда пробрались, кого-нибудь пощадили бы?
– Нет, конечно…
– Вот именно… Наливай давай!
Друзья снова чокнулись и опрокинули в рот жгучую жидкость из пластиковых «стопок».
Начал накрапывать дождик, и закуска вместе с газетой намокала на глазах.
– Так что ты там говорил про мастерскую? – оглянувшись на спящего телохранителя, понизил голос Константин…
* * *
Владислав задумчиво поглядел в окно, исчирканное косыми брызгами дождя, постоял немного, прикрыл форточку и вернулся к столу.
Экран ноутбука мерцал яркими нездешними красками, но Самохвалов смотрел не на него, а сквозь, не видя ни пестрой плоскости, ни стен дома, ни окружающего пейзажа… Перед глазами стояла совсем иная картина…
Уйти не удалось ни одному из нападавших боевиков. И сдалось всего ничего – так, десяток-другой самых молодых или слабых духом. Теперь их согнали в небольшую кучку и поставили на колени, ожидая только приказа надавить на спусковой крючок и не сомневаясь, что он поступит. Лишь некоторые из пленных озирались затравленными зверьками, большинство беззвучно шевелило губами, потупившись. Молилось.
Остальные воины Аллаха лежали, уткнувшись лицом в каменистую землю или, напротив, изучая стеклянными глазами светлеющее небо… Между телами, разбросанными поодиночке и группами, бродили фигуры в камуфляже, собирая валяющееся повсюду оружие. То там то здесь время от времени раздавались одиночные выстрелы, хотя после скоротечного ночного боя, вернее избиения, был отдан строгий приказ – раненых не добивать. Однако попробуй усмири полудикую вольницу, распаленную кровью, когда даже кадровые военные в таких вот ситуациях часто «слетают с катушек» и становятся неуправляемыми. Не нашлось самоубийц, взявшихся бы защищать раненых боевиков, которые в случае своего успеха, конечно, не сомневались бы ни минуты, а резали, резали и резали раненых и убитых без рассуждения, вымещая вековую злость на исконных врагов, утоляя жажду крови, копящуюся столетиями. Здесь, у границы двух миров, таких разных и таких похожих друг на друга, сошлись еще два мира, между которыми компромисса быть не могло вообще, разве что в розовых мечтах фантастов – от литературы и от политики…