Конечно, можно было бы заменить Славика-Шило на кого-нибудь менее инициативного, на какого-нибудь исполнителя попроще, о чем не раз предлагал тот же Купидон, у которого уже имелись готовые кандидатуры, но тогда пришлось бы руководить самим… И еще: Патрикей, которому удавалось пока держать под контролем постепенно наглеющую верхушку воровской вольницы, отлично понимал, что стоит ему уступить ворам-коллегам только раз, в другой они просто заставят его сделать то, что им нужно, силой, а то и вовсе обойдутся без уступок… Обойдутся даже без него самого.
Но золото текло рекой, причем река эта день ото дня становилась все полноводнее, удовлетворяя даже акульи аппетиты самых алчных из хищников. А впереди маячили еще и алмазные россыпи, платина, даже уран… И вряд ли кто, кроме Владислава, знал о том, что эти грядущие богатства – всего лишь сладкая морковка, подвешенная умным седоком перед мордой осла, дабы тот не упирался, а бежал вперед, радостно взревывая от избытка чувств.
Увы, когда бесследно исчез Шнелль, который должен был негласно отследить кое-какие закупки Самохвалова, тучи над ним сгустились окончательно. Но, действуя на грани фола, тот уже твердо знал, что успеет ускользнуть из-под карающей руки хозяев. Не может не ускользнуть…
– Разрешите?
Майор Нефедов проскользнул в дверь начальственного кабинета и притворил за собой дверь профессионально-бесшумно.
Если бы его и хозяина, восседающего за монументальным столом с четырьмя телефонами и раскрытым ноутбуком на углу, можно было хоть на мгновение поставить рядом, зритель изумился бы несомненному сходству между ними. Если и не однояйцовые близнецы или отец и сын, то уж единоутробные братья – младший и старший – точно. Они и были «единоутробными», хотя и носили разные фамилии. Как и президент, кротко взиравший со стены, с небольшого портретика, традиционно сменившего полтора десятка лет назад во всех кабинетах «парсуну» лысоватого козлобородого индивидуума с нехорошим прищуром расстрельных дел мастера, одетого в полувоенный френч.
Их родила и вскормила могучая организация, носившая в разные времена различные имена-аббревиатуры, но никогда не менявшая ни целей, ни методов, а лишь неустанно оттачивающая их. Так тупой топор средневекового палача в свое время сменила хорошо отточенная секира, а ее – бритвенной остроты нож гильотины.
– Что новенького, Роман Игоревич? – покровительственно прогудел «столоначальник».
Нефедова полковник Белоярцев знал с баснословных уже «доперестроечных» времен. На излете «совковой» эры пришлось им, тогда еще старшим лейтенантам, вместе побегать за последними диссидентами, чувствующими, видимо, свою несвоевременность и поэтому особенно злыми и отчаянными, словно осенние мухи. Знал и ценил, потому что в эпоху «демократического безвременья» тот не скурвился, не ушел на сытные хлеба в какую-нибудь полукриминальную структуру, не принялся «стучать» продажным борзописцам на родную «контору», а безропотно продолжал таскаться на службу, так же, как и он, Белоярцев, веря во что-то несбыточное. В возрождение, казалось, навсегда разгромленной и втоптанной в грязь спецслужбы, очередной раз, кстати, переименованной. Но сказано же: «Верующий, да обрящет…» Дождались.