— Давай, ударь меня. — Кинг развел руки и похлопал себя по подбородку. — Дарю тебе удар. Даже два, несчастный ты сукин сын. Это больше, чем ты дал Киану.
— Значит, он мертв. Отстань от меня. — Он оттолкнул Гленну и повернулся к Кингу: — Давай. Заканчивай.
Сжатые кулаки Кинга опустились. Противник едва держался на ногах, кровь текла у него из носа и изо рта. Один глаз заплыл. А он стоял, покачиваясь, и ждал следующего удара.
— Он тупой или просто свихнулся?
— Ни то, ни другое, — огрызнулась Гленна. — Он думает, что убил брата, и поэтому молча стоит и позволяет избивать себя до смерти. Винит себя точно так же, как ты винишь его. Вы оба ошибаетесь. Киан жив. Он поправится, Хойт. Он просто отдыхает. Отдыхает.
— Не умер?
— У тебя ничего не вышло, но второго шанса не будет.
— Ради всего святого! — Гленна повернулась к Кингу. — Никто не хотел никого убивать.
— Отойди, рыжая. — Кинг ткнул в нее пальцем. — Еще тебе достанется.
— А почему бы и нет? Если Хойт виноват, то и я тоже. Мы работали вместе. Делали то, зачем сюда явились, черт возьми! Киан появился в неподходящее время — все просто и трагично. Если бы Хойт желал причинить вред Киану, ты бы тут не стоял. Он сразил бы тебя силой мысли. А я бы ему помогла.
Глаза Кинга превратились в щелочки, уголки рта опустились. Но руки были бессильно опущены вниз.
— И что вас остановило?
— Это против нашей природы. Тебе не понять. Но если ты не полный болван, то должен понимать, что Хойт любит Киана и предан ему не меньше, чем ты. С самого рождения. А теперь убирайся. Уходи.
Кинг разжал кулаки, потер ладони о брюки.
— Возможно, я был не прав.
— Поздно извиняться.
— Пойду посмотрю, как там Киан. Если что, вернусь и закончу начатое.
Не обращая на него внимания, Гленна повернулась к Хойту и попыталась поддержать его.
— Ну вот. Теперь тебе нужно сесть.
— Может, оставишь меня в покое?
— Не оставлю.
Хойт молча опустился на пол. Вздохнув, Гленна взяла бинт, налила воды из кувшина в чашку.
— Похоже на то, что мне придется весь вечер вытирать кровь.
Она опустилась на колени, смочила бинт, затем осторожно смыла кровь с лица Хойта.
— Я солгала. Ты бестолковый. Глупо позволять себя бить. Глупо винить себя. Это трусость.
Заплывшие, налитые кровью глаза Хойта посмотрели на нее.
— Поосторожнее.
— Это трусость, — повторила она, голос был хриплым от подступивших к горлу слез. — Сидишь тут и убиваешься вместо того, чтобы спуститься вниз и помочь. Узнать, как себя чувствует брат. Кстати, ненамного хуже, чем ты в данный момент.
— Я не в том настроении, чтобы выносить твои колкости и кудахтанье. — Он отвел ее руки.