приятные новости. В смысле, мне жаль и все такое, но… Она дурочка, вот что я скажу.
Кингсли не ответил. Он думал об Агнес. Китти тоже затихла и молча сидела, задумчиво дымя сигаретой.
— Слушай, — наконец сказала она, — а как насчет нас? Что, если мы с тобой будем парочкой? Разве это не будет здорово? Иногда я мечтаю, чтобы у меня все было как у людей, порой ведь бывает чертовски одиноко. Соглашайся, это будет так забавно, я уверена, нам будет ужасно весело.
Кингсли посмотрел на нее. Она как раз прикуривала вторую сигарету и изо всех сил старалась казаться ветреной и говорить небрежно, но он видел, что она совершенно серьезна.
— Извини, Китти, — нежно сказал он, — но я все еще люблю свою жену.
— Дурачок! — сказала она, сильно стукнув его в грудь кулачком. — Так ужасно с твоей стороны быть таким чертовски привлекательным!
— Я думал, ты ненавидишь полицейских?
— Это верно. И я особенно сильно ненавижу их сейчас.
Голос у нее дрогнул, и она отвернулась, яростно затянулась сигаретой. Кингсли понял, что за короткое время их знакомства она успела вообразить, будто влюблена в него. Это его очень огорчило. Ему казалось, что теперь он предает двух женщин, которые ему не безразличны.
— Прости, — сказал он.
— Ой, замолчи, ладно? — ответила сестра Муррей.
Затушив сигарету, она набросилась на него и жадно прижалась губами к его губам. Кингсли не собирался снова заниматься с ней любовью, особенно теперь, когда оказалось, что она довольно уязвима эмоционально, больше, чем давала ему понять до сих пор. И когда она начала дергать его с нарочитой грубостью, направляя его к себе и в себя, он понял, что она именно из гордости так страстно пытается вернуть их отношения в сугубо физическое русло. На мгновение приоткрыв свое сердце, она желала показать, что ей вовсе не было больно. Ее тело требовало любви, стремясь стереть неприятное впечатление от разговора, чтобы они могли расстаться на равных. Кингсли не мог отказать ей.
И к тому же она была очень, очень миленькой.
Когда они закончили, он снова вернулся к вопросам, которые пытался обсудить несколькими часами ранее, до того как они занимались любовью, а потом спали.
— Ты сказала, что стихи Стэмфорда злые?
— О да, слишком жесткие. В них и привидения, и изъеденные газом легкие, и беспощадные орудия, сеющие смерть там, где некогда росла пшеница.
— Довольно странно для человека, который еще не видел боя, тебе не кажется?
— Ну, когда я училась в школе, я написала стихотворение, где представляла себя служанкой царицы Савской, а я этого тоже не испытывала.