Первая жертва

Солдат был нагружен словно мул.

Помимо ранца и бутылки с водой, на спине он тащил лом, на который был наброшен моток колючей проволоки, весивший, должно быть, сотню фунтов. На поясе у него болтались две ручные гранаты, топор, штык, сумка с амуницией и разный инвентарь для прокладывания окопов. В руках он нес ружье. К тому же солдат совершенно промок, словно нарочно искупался в одежде, так что его форма, шинель и ботинки весили раза в три больше, чем обычно. Во Фландрии мокрыми были все, но не у каждого на спине болтался тяжеленный моток проволоки, и поэтому далеко не каждый ковылял с таким трудом.

— Эй, вы, — раздался сзади голос, пытавшийся перекричать грохот артиллерии. — Военная полиция! Пропустите! Мне нужно пройти. Я очень спешу.

Может быть, солдат его услышал, а может, и нет. Во всяком случае, он не посторонился и продолжал свой путь. Офицеру ничего не оставалось, кроме как тащиться за ним, проклиная этого чертовою груженого мула и надеясь дойти до места, где деревянный настил станет шире и он сможет наконец без риска обогнать солдата. Такая задержка раздражала его вдвойне, он достаточно много знал о военных действиях и понимал: этот парень в бой не пойдет. У него другая задача: прокладывать путь, используя проволоку и всякие приспособления, и помогать закреплять успехи, достигнутые штыками. Нетерпеливый офицер никаких успехов не ожидал. По крайней мере, никаких значительных успехов. В предыдущей битве, равно как и до нее, не было достигнуто ничего. Однако даже продвижение в несколько ярдов должно быть закреплено, нужно рыть новые окопы и укладывать новое проволочное заграждение. Для этого мул и тащился вперед по настилу.

А потом упал. Его подбитые гвоздями ботинки заскользили по мокрой доске, и, издав короткий крик, он рухнул набок и исчез, моментально затянутый в трясину.

— Человек тонет! — закричал офицер, зная, что уже слишком поздно. — Принесите веревку! Веревку, слышите, черт!

Но никакой веревки не было. В любом случае вряд ли кому-нибудь удалось бы обвязать ее вокруг тонущего солдата, даже вчетвером его бы не вытянули. Да и доски не выдержали бы не то что четверых, но и двоих, а связанные проволокой деревяшки были настолько скользкими, что спасатели рисковали разделить участь тонущего.

Поэтому солдат утонул и был мгновенно погребен в трясине.

Дуглас Кингсли едва ли подходил для того, чтобы пополнить ряды тех, кто отказывался воевать по идейным соображениям, учитывая, что людей он убил больше, чем большинство солдат на военной службе. Убил, разумеется, не собственными руками; он не вонзал нож и не нажимал на курок, но все же его жертвы умирали. С этим замечанием он с готовностью согласился на суде.