— Должен сказать, инспектор, вы очень хорошо осведомлены.
— Да нет, что вы. Ваша секретная служба на самом деле не такая уж секретная. Слишком много слухов гуляет по пабам и клубам около Уайтхолла.
— Ну, хорошо, Камминга, — признал Шеннон, и Кингсли понял, что имеет дело с внешней разведкой. Это еще сильнее все запутало. Он полагал, что его услуги могут понадобиться внутренней контрразведке. В конце концов, он полицейский, а не солдат.
— Тогда вы провернули это дело впустую, мистер Шеннон, — сказал Кингсли, — потому что я не буду принимать участие в этой войне. Ни в каком качестве.
— Что ж. Поживем — увидим, ладно? Может, обсудим это завтра, когда вам станет получше?
— Я не стану участвовать в вашей войне.
— А вас никто об этом и не просит. Не нужно в ней участвовать, нужно просто побыть на ней несколько дней.
— Моя жена думает, что я умер?
— Разумеется. Ей мы сообщили в первую очередь. Для этого ведь существует определенный протокол. Мы соблюдаем приличия, старина.
— Черт бы вас побрал!
— Вот так благодарность.
— А мой сын?
— О, за него не волнуйтесь. Ему ведь четыре, верно? Самое время потерять отца, пока еще не слишком привык к нему. К тому же это только сблизит его с тысячами других мальчишек. Боже мой, в наши дни едва ли встретишь малыша, который не потерял отца. Останься вы в живых, ему было бы куда сложнее.
Кингсли молчал, пытаясь справиться с эмоциями.
— Сэр, — наконец сказал он, — мне не нравится ваш тон. Вы спасли мне жизнь с какой-то целью, и, пожалуйста, не питайте иллюзий, будто я вам благодарен.
— А почему вы думаете, что мне нужна благодарность от такого симулянта и предателя, как вы, Кингсли? Если начистоту, меня от вас тошнит. Агнес Бомонт могла бы выбрать кого-то намного лучше. Возможно, она так и поступит.
— Не смейте говорить о моей…
— Так, замолчите, вы оба, — прервал их спутник. — Нам еще далеко ехать, а я терпеть не могу перебранок.
Больше никто не произнес ни слова, и вскоре мужчина постарше захрапел. Кингсли, несмотря на мучительные мысли об обманутой семье, и сам наконец забылся тревожным сном.
23
Выражение соболезнований
Агнес Кингсли знала, что этой ночью ей не уснуть.
Много месяцев серебряный поднос, на который складывались карточки и записки, некогда приходившие каждый день, стоял пустой. И вот, словно в насмешку над прошлым, поднос снова был полон. Однако теперь карточки приходили с черными ободками, а в записках содержались не веселые приглашения на вечеринки и суаре, как когда-то, когда супруги Кингсли были желанными гостями в любом доме; сегодня карточки содержали только соболезнования. Лаконичные и холодные. Лондон, куда некогда переехала чета Кингсли, следовал приличиям, — в конце концов, есть ведь и правила, — но опозоренная семья не получила прощения.