— Мне никто не нужен, — я прижалась щекой к его плечу: восхитительное ощущение.
Правда, мелькнула у меня как-то одна мыслишка, что подобная простота в пристрастиях, объясняется еще и ограниченностью средств. 'Моих' денег он не принимал, я, собственно, не настаивала, понимая, что в противном случае опять поставлю его на положение содержанца. Но любопытство подавить не удалось.
— Ты получил наследство от какого-нибудь дядюшки?
— Ты о чем?
— Ты живешь в Тьерри уже больше полугода, ни разу не связавшись со 'старыми знакомыми', но особой нужды не испытываешь.
Жермен ответил на мой щекотливый вопрос весьма непринужденно.
— Видишь ли, Делиз, я и правда не собирался возвращаться.
— Ты… Ты продал дом?!
Так вот почему он жил вместе со мной в номерах: не из-за щепетильности, не из каких-либо других соображений. Он просто распродал все, что у него было, перед отъездом отрезая себе пути к возвращению.
— Делиз, так устраняется основная статья расходов, — несмотря на тон, бухгалтера Жермен не напоминал даже тенью, — Кроме того, в Тьерри нет необходимости в дорогом экипаже, модных штучках, шмотках, цацках… У меня были небольшие личные сбережения, которые поверенный вовремя удачно вложил. Не поверишь, Альберт честный малый… Так что, проценты позволяют мне сейчас жить скромно, но независимо.
— И… тебе нравится, как ты сейчас живешь?
— Почему нет? Можно сказать, я добился того, к чему стремился.
Мне показалось, что он имеет ввиду не совсем то, с чего мы начали. Какая-то недоговоренность была в его словах, но к этому мне было не привыкать. В конце концов, это была его жизнь.
— Ты не боишься одиночества?
— Почему же, боюсь. Но иногда оно бывает просто необходимо.
Я не могла не согласиться, несмотря на то, что мы имели ввиду разные вещи.
Пешие прогулки по Парижу помогли мне узнать, что он, оказывается, довольно неплохо разбирается в искусстве и знает историю, во всяком случае, отнюдь не невежда. Эстет, умеющий во всем видеть красоту и мимолетность времени, — он очаровывал навсегда!
После нескольких его замечаний о Дю Тампль, я удивленно спросила:
— Откуда ты это все знаешь?
Жермен лукаво улыбнулся.
— Ну, не все, конечно. Образования у меня нет, но память хорошая.
Свобода опьяняла. Была для меня неизъяснимая прелесть в том, что бы обходится без уверений в любви до гроба и фальшивых обещаний, которые все равно никто никогда не выполняет. Мне было хорошо здесь и сейчас, и я не хотела задумываться о будущем.
Святая уверенность, что все решится само собой.
Жермен, его спокойная нежность, стали моим лекарством. Впервые в жизни, я поняла, что значит быть женщиной, быть желанной.