В подобном месте тоскливо жить. В полной мере ощущаешь собственную никчемность.
— Давид всегда тяготел к монументализму, — Карл остановился в центре гигантского зала, чувствовалось, что Саммуш-ун не слишком ему нравится. — Перестраивать же — значит угробить кучу времени, людей и средств, которые в данный момент нужны совсем для другого.
— Кто такой Давид? — Спросил Рубеус.
— Никто. Уже никто… В чертоге том, где пировал Бахрам, теперь прибежище пустынным львам. Бахрам, ловивший каждый день онагров, был, как онагр, пещерой пойман сам.
Вальрик ничего не понял. Кто такой Бахрам? И кто такие онагры, и почему Бахрама поймала пещера?
Глупости, но дворец ему все равно не нравится, слишком уж… большой. Неудобный.
Комната, в которую Вальрика препроводила служанка — оказывается, во дворце все-таки были люди! — находилась в одной из башен. Из окна было видно небо и тонкие кажущиеся почти прозрачными пики скал. Смешно, но только теперь он начал понимать, что просто поменял одну тюрьму на другую, конечно, куда как более комфортную, но все же тюрьму. До Саммуш-ун не добраться иначе как на спине Ветра, а люди не умеют управлять Ветрами.
Рубеус
— Ну же, давай, поднимай саблю. Или передумал?
Рубеус ненавидел этот спокойный равнодушный голос. И вопрос тоже ненавидел, и того, кто этот вопрос задавал. С завидной регулярностью, надо сказать, задавал.
— Ну так что?
Ничего. Снова, черт побери, ничего. В том смысле, что ничего хорошего, а Карл улыбается, он в очередной раз доказал собственное превосходство.
— Ладно, передохни пару минут. Только не садись, лучше походи да разомни мышцы.
— Без тебя знаю.
Рубеус хотел добавить несколько слов покрепче, но вовремя прикусил язык. Вице-диктатора не следовало злить, тем более, что, если разобраться, то Карл не сделал ничего такого, что бы выходило за рамки договора.
— Кстати, прогресс налицо — двадцать минут. — Карл продемонстрировал щегольские старинные часы в золотом корпусе, он вообще испытывал непонятную тягу ко всему, что каким либо образом имело отношение к прошлому.
Но двадцать минут — это и в самом деле достижение, в первый раз Карлу хватило и пяти, чтобы не просто разоружить противника, но сделать это с той непринужденной легкостью, что не столько говорит о превосходстве одного бойца над другим, сколько показывает, что превосходство это абсолютно и оскорбительно в своей абсолютности. В тот раз Рубеус был скорее удивлен, чем унижен и долго пытался понять, как же это так получилось. Ведь был же поединок в степи, который длился довольно долго, и пусть даже закончился поражением, но поражение это оставляло надежду на успех. А теперь на тренировках Рубеус раз за разом убеждался в призрачности этой надежды. Карл не играл, Карл не притворялся, Карл не учил, он просто брал в руки оружие и раз за разом побеждал.