Жогин прошелся по кабинету, затем вызвал начальника штаба.
— Что вы скажете об этом сочинении? — спросил он сдержанно, чтобы расположить Шатрова к откровенному разговору. Тот помолчал, опустив голову, потом неторопливо ответил:
— По-моему, есть ценные мысли.
— Не о мыслях я спрашиваю, — повысил голос полковник, но сразу же взял себя в руки, перешел на прежний тон. — Сам факт меня поражает. Что значит ему, Мельникову, не нравится план боевой подготовки? Мало, видите ли, ночных занятий, не так оборудовано стрельбище. Неужели вы считаете все это нормальным?
— Можно обсудить, — сказал Шатров и, помедлив, добавил: — Было бы очень полезно.
Жогин повел на него недоверчивым взглядом:
— Вы предлагаете устроить собрание?
— А почему бы нет?
— Ну и придумали! — Жогин возмущенно покачал головой. — Хотите боевой полк превратить в артель. И это сейчас, после приказа министра, когда мы обязаны пресечь всякую малейшую недисциплинированность, требовать строжайшего выполнения устава. Нет, я рассудка еще не лишился. План, утвержденный старшим начальником, для меня закон и для вас тоже.
— Да, но творческое обсуждение вопросов боевой учебы не противоречит уставу.
— Это громкие фразы. Надо не обсуждать, а выполнять то, что приказывают. Вызовите подполковника ко мне.
После ухода Шатрова Жогин еще раз перечитал рапорт, подчеркнул красным карандашом некоторые строчки и долго думал над тем, как вести себя с автором этого странного сочинения.
Медленно походив по кабинету, полковник решил поговорить с комбатом не горячась, обстоятельно. «А то ведь он может пойти к комдиву, — подумал он, — а тот начнет упрекать, что не могли побеседовать, убедить».
— Садитесь, — вполголоса предложил Жогин, когда Мельников вошел в кабинет. — Очень удивлен вашими действиями, — начал он, постукивая тяжелыми пальцами по рапорту. — Вы своими замечаниями ставите под сомнение план, утвержденный старшим начальником. Кто позволил вам это делать?
Мельников недоуменно поморщился:
— Вы не так поняли, товарищ полковник. По-моему...
— А по-моему, это безобразие, — отрывисто сказал Жогин. — Представьте, если каждый из нас начнет составлять вот такие петиции, — он взял рапорт и бросил обратно на стол, — вряд ли армия будет армией. Надеюсь, вы согласитесь со мной, подполковник... Иначе быть не может... Теперь о ваших так называемых мыслях. Должен сказать, что все это несерьезно. — Голос его то набирал силу, то слабел, но тон все время был непререкаемым. — Вот вы пишете о ночном бое. И так пишете, будто открытие делаете. А ведь мы еще басмачей по ночам громили. Бывало, такие налеты совершали, что от вражеских отрядов пыль одна оставалась. Да, да. И сейчас, батенька, понимаем, что значит воевать ночью. Но должен вам сказать: с такой дисциплиной, как у вас, пожалуй, и днем в беду попасть можно.