Перед уходом Мельников посоветовал Буянову:
— Со старшиной Бояркиным вы сами поговорите. Пусть дисциплину требует, а эскизы не рвет и не кричит на всю казарму. Крик — это плохой признак.
В коридоре, когда Мельников, миновав дневального, подошел к выходу, его догнали сержант и два солдата:
— Товарищ подполковник, мы насчет Зозули. Разрешите?
Мельников остановился.
— Что случилось?
— Ничего не случилось, товарищ подполковник. Мы хотим сказать...
Тут вперед вышел суховатый, чернолицый, с покатыми плечами сержант и объяснил:
— Мы хотим сказать, что Зозуля может большую пользу дать армии.
— Возможно, — согласился Мельников. — Все зависит от его упорства.
— Он упорный, — продолжал сержант. — Только помощи ему нет ни от кого.
— Помощи? — переспросил комбат.
— Ну да.
— Это верно, без помощи с таким делам не оправиться. Ну ничего, поможем. Фамилия ваша как? Сержант вытянулся, громко ответил:
— Мирзоян.
— Он секретарь комсомольской организации, — подсказал один из товарищей. Другой вставил деловым тоном:
— Мы уже на собрании говорили о Зозуле.
— Это совсем хорошо, — оживился Мельников. — Значит, комсомол за творчество? Правильно. Я тоже.
Солдаты переглянулись, и по их лицам скользнули довольные улыбки.
Сразу же после завтрака Мельников уехал на стрельбище. Несмотря на сильный дождь, пробыл там более трех часов. В штаб вернулся вымокшим и недовольным. Проходя в свою комнату, сказал дежурному офицеру:
— Попросите ко мне майора Степшина.
Мельников всегда говорил «попросите». Ему казалось, что слово «вызовите» чрезмерно подчеркивает и без того понятное всем право командира повелевать. К тому же долголетняя служба в армии убедила его, что излишний приказной тон не всегда прибавляет силу отдаваемому распоряжению, а подчас даже мешает подчиненному выслушать и правильно понять слова командира.
Войдя в комнату, Мельников снял фуражку и размашистым движением стряхнул с нее воду. Густой веер брызг шумно хлестнул по чистому дощатому полу.
Затем он снял плащ и только теперь почувствовал, что китель на спине промок и вместе с рубашкой прилип к телу. Поеживаясь и вздрагивая, подполковник достал из планшетки план стрельбища, расстелил его на столе и начал рассматривать пометки, сделанные красным карандашом при осмотре огневых позиций.
В дверь постучали.
— Прошу, — отозвался Мельников, поправив ладонью густые волосы. Вошел Степшин. Пригласив его сесть поближе к столу, комбат неторопливо сказал:
— Ну вот, посмотрел, как люди готовятся к стрельбе. Признаться, не удовлетворен. Плохо готовятся. Много упрощений. Карикатура на боевую стрельбу получается.