— Чего мнёшься? Дверь закрой! — рявкнул он наконец.
Уже отвернувшись и закрывая дверь, я почувствовал начинающую закипать злость. Чего на меня все орут? Сначала отцы, потом торговцы, психованный декан, теперь вот это чудо приперлось и тоже решило, что может безнаказанно орать на меня? Я им что — мальчик для битья всем?! Да на меня в жизни столько не орали, как когда я стал Ярошом!
Парень не почувствовал моё переменившееся настроение и так же, чуть морща нос и презрительно скривив губы, продолжал ехидничать:
— Ну что? Решил побыть героем для отцов, но и тут облажался? Почему я должен выслушивать о том, что я не присмотрел и ты мог пострадать от Факаса? Я — не нянька тебе! Пора уже свои мозги иногда включать. Ну да, мы же маленькие, чуть что — под крылышко Рейву и тот быстро посюсюкается с нами…
— Рот! — гаркнул я.
Парень обалделым взглядом уставился на меня и от изумления вправду закрыл рот, громко клацнув зубами.
Удивление недолго продержалось на его лице и он, начав приходить в себя, снова попытался что-то сказать, но я уже набирал обороты. Кажется всё, что накипело за это время, решило выплеснуться, а объектом не посчастливилось стать моему братику.
— Закрой рот и слушай! С какого перепугу ты разорался на меня? Я тебя просил, чтоб ты нянькой стал? Нет! Вот и разбирайся с отцами, а на меня не ори! Думаешь, я молча буду выслушивать? Фиг тебе! Хочется на кого-то наорать — шуруй на улицу и нарывайся, а лучше башкой побейся обо что-то! Может мозги на место станут!
Кажется я ещё что-то орал, но мой братик был в такой прострации, что даже уже не реагировал на децибелы, которые всё больше набирались в моем голосе, переходя чуть ли не в ультразвук. Я даже сам от этого вздрогнул, и начал остывать. Теперь на меня накатило полное равнодушие и я молча прошел мимо не отводящего от меня взгляда Гарриша и, устроившись на диване, будто ничего не случилось, стал перебирать мелкие подушечки, расставляя их зачем-то по цвету рядом с собой.
— Это что было? — тихо спросил парень, опасливо устраиваясь в углу дивана.
— Достали, — спокойно пояснил я, не отрываясь от сортировки и перестановки подушечек.
— Ты и вправду вырос, — с какой-то то ли грустью, то ли гордостью, будто обращаясь к себе, сказал брат, задумчиво откидываясь на спинку дивана.
Оказывается перекладывать подушки — моё любимое занятие! Я уже их и горкой раскладывал и паровозиком, а брат всё так же сидел и размышлял о чем-то. Вспомнились пузырики на целлофане, которые просто обожал лопать в своем мире, вот бы их сюда… Замечтавшись, я даже дернулся, услышав снова спокойный голос Гарриша: