На самом деле Айер, точно выполняя команду Олега, прикрывал отход, медленно пятясь и вытянув перед собой вздрагивающий и рассыпающий золотистые блестки гильз автомат. Он явно никуда не целился, а яростно водил стволом, как пожарный брандспойтом. Наконец патроны у него кончились, он отшвырнул оружие и в два прыжка оказался рядом с куполом.
Корнеев нажал кнопку.
Последнее, что увидел Левашов — протянувшиеся к ним сразу с нескольких сторон дымные ярко-зеленые лучи.
«Не успели!» — подумал Левашов, и сам не понял, о ком это он. О себе или о пришельцах.
В следующее мгновение наступила абсолютная и ледяная тьма.
Из записок Андрея Новикова
…Жизнь, оказывается, гораздо более приятная штука, чем я считал до последнего времени. Чтобы это понять, потребовалось всего-то провести четыре месяца в сталинском обличье.
Может быть, когда-нибудь я сумею описать все, что я там понял и прочувствовал. Но не сейчас. Слишком все близко и неясно. Тут нужен совсем другой уровень психологизма. Через год, или через пять, когда удастся все переосмыслить, отстраниться от слишком личных и субъективных впечатлений. Да и то… Мне бы талант Достоевского, пусть даже Кафки… Не зря ведь, когда я пытался что-то объяснить Алексею, у меня ничего не выходило. Факты, они ведь могут толковаться и так, и этак. И нужно учитывать, что фактами в подлинном смысле я ведь не располагаю.
Иосиф Виссарионович, он ведь в доступной мне части своего сознания отнюдь не держал объективную картину своей деятельности. Даже напротив. Каждый поступок, каждое преступление (а по сути, вся его жизнь — сплошная цепь преступлений против чего угодно, против чести, совести, человечности, истории, научного социализма) он так мотивировал и трактовал, что выходило совсем наоборот. Удивляюсь, как я вообще сохранял здравый рассудок под постоянным давлением его личности и психики. Одно это с моей стороны уже подвиг, выражаясь без ложной скромности.
И еще вот деталь. Сейчас, когда я пишу, мне очень трудно заставить себя верить, что все было на самом деле. А если даже и было, то именно так, как вспоминается.
Придется серьезно поработать с архивами и существующей литературой — не у нас, конечно, существующей, чтобы хоть как-то добраться до истины. И написать. Правда, не знаю, кому моя писанина пригодится. Даже в виде фантастического романа такого не издашь. В обозримом, сопоставимом с временем моей жизни будущем.
Но зато каким восхитительным было чувство возвращения к нормальной жизни! Легкость в теле и в мыслях необычайная! И свобода. Вернее — освобожденность. Не знаю, какому нормальному человеку может доставлять удовольствие хоть малейшая власть.