— А, следовало ожидать. Как прибежать сюда без портков и документов, так это запросто. А потом качать права.
— Да, именно качать права. Поорать, повозмущаться. А как до дела — и я не я, и лошадь не моя… Очень характерно.
— Что предложили?
— Дали сутки подумать. Если продолжат в том же духе, дадим оружие — и пойдут зоопарк чистить. Там работы много.
— Мне кажется, этого делать не стоит, — встревоженно говорит Николаич.
— Стало жалко «протестантов»? — удивляется Охрименко.
— Меньше всего. Идиотов чем меньше, тем спокойнее. Проблема в том, что они там друг друга постреляют да двери пооткрывают. И получим мы на выходе потребность повторной зачистки зоопарка с метаморфами. А это очень разные разницы. В первый раз были нормальные тупые охлажденные зомбаки. А сейчас будут и шустрики и метаморфы.
— К слову, эти протестующие в дело что, не годятся? — вполголоса, но внятно спрашивает стильная дама.
— В том и беда, что не хотят они работать. Грузчиками — впадлу, а что другое толковое — не умеют. Кстати, завтра вам в спальню установят несколько вещиц — щиты на окна и нары, чтоб не на полу спать. Этот, как его, пчеловод оказался толковым столяром, — отвечает Михайлов.
— Это хорошо, что нары и щиты. Но вот дураков запускать в зоопарк… Не нравится мне эта идея, — продолжает гнуть свою линию наш Николаич.
— Зато остальные хвост подожмут. Честно, достало уже — претензии, свары, драки… Я тут не как комендач работаю, а как участковый. Пайковый сахар суконцы на брагу перевели. И сношаются, сволочи, как кролики. Совсем нюх потеряли! Своего патрульного вчера с вашей кассиршей поймал… это, как ее… — возмущается Михайлов.
— Милкой? — как-то очень уверенно переспрашивает Николаич.
— Во-во! И хоть бы смутилась! Еще и претензии выразила, паразитка!
— Ну что ж, Бог терпел и нам велел… — утешает приятеля Николаич.
— Да иди ты…
— Ну утешься. Вон есть такой любопытный факт: «за изнасилование немецкой женщины» был осужден один американский солдат. Он совсем очумел — пользовал немку прямо на своем боевом посту (правда сдав пост, то есть хотя бы не «на часах»). Было это в арке Дворца правосудия, где шел главный Нюрнбергский трибунал. Дали ему несколько недель ареста на гауптической вахте. А ты говоришь!
— Что, серьезно?
— Совершенно. Точная информация. Очень грамотный товарищ представил. Так что с ручательством.
— Охрененно… — поражается обычно невозмутимый Михайлов, и не он один.
Званцев прислушивается с неожиданным вниманием.
— Хотите номинантов на премию Дарвина на убой отправить?
— Зачем так грубо. Наоборот, хотим, чтоб они поверили в свои силы. Поднялись над суетой, стали полезными обществу, — ханжески отвечает комендант.