— Этот… мент. Он нас остановил…
— Сколько тут всего было?
— Этих?
— Да, этих.
— Трое… Двое ментов…
— Всего трое?
— Ага.
— Я закончила!
— Надежда, как, подбинтуем или перебинтуем?.. На ваш взгляд.
— На мой — подбинтовать, и хорошо будет.
— А жгут?
— Давайте проверим.
— Хорошо, распускаю.
Смотрим на повязку. Кисть руки розовеет, а вот кровищи на повязке не добавляется. Надежда добавляет еще бинта сверху, а я тем временем стягиваю с раненой руки часы: они хоть и на растягивающемся браслете, но на раненой конечности лучше не оставлять ни колец, ни браслетов, ни часов… Отечет — хрен снимешь, и можно получить на ровном месте отмирание тканей. Был у меня пациент с ожогом и ботинком на обожженной ноге. Успели снять этот чертов ботинок по кускам, еле успели, а то потерял бы пальчики — уже цвет был у них очень гадкий, когда освободили…
Иммобилизовать бы руку — очень похоже, что уж одну-то кость пуля поломала. А может, и вторую тоже… Без рентгена не скажешь. Шин у меня нет. Разве у МЧС спросить? Или тут какую-нибудь ветку-доску поискать…
— Что вы озираетесь? — останавливает мое блуждание глазами по окрестностям Надежда.
— Дощечку ищу для иммобилизации.
— Да бросьте, даже если и найдем, то грязная же будет. Выщелкните из запасного магазина патроны, и прибинтуем. В самый раз по длине будет. И на косынку.
— Вот бы не подумал.
— Доводилось так делать. Уж чего-чего, а пустой магазин найти было проще, чем шины. — Надежда улыбается и подмигивает.
Горсть тэтэшек ссыпается в карман, магазин от ППС прибинтовывается к раненой руке, сама рука, под прямым углом согнутая в локте, берется на косынку.
Начинаю приподнимать парня. С трудом, но идти может. Потихоньку тащимся туда, где оставили УАЗ. Надежда тем временем, прикрываясь машинами, отходит сзади, на всякий случай глядя, чтоб нас, убогих, никто не обидел.
— Ильяс, возвращаемся.
— Как говорится: вэлкам!
— Ничего нового?
— Водилы с твоим братцем собирают трофеи с битых машин, раненые только что добрались. Мужик уже до меня докапывался — послать пришлось. Ну болтливый…
— Это он после ранения раздухарился.
— В курсе. Эйфория, называется.
— Она самая.
Аккуратно скатываемся вниз. Осторожно добираемся с парнем до госпитального «хивуса». А салон-то уже и заполнен. Миха вроде дремлет. Агонизирующий все еще дышит. Остальные расселись по лавкам и ждут, чего скажу…
Связываюсь с Николаичем:
— Раненые готовы к эвакуации. Что у вас?
— Прекратили преследование. Одного добили. Второй утек. Сварщик с вами?
— Нет, он же за группой побежал.
— Черт…
— И этот, Михин отец, тоже утек — побежал в направлении Центрального парка.