Она проворно подошла к бару и, пошарив в ящике, извлекла оттуда пухлый конверт, а из него — старую карту, которую протянула Шейну. Она была сложена вдвое, и надписи на сгибе стерлись. В другом месте знаки были скрыты каким-то темным пятном.
— А это что за пятно? — полюбопытствовал Майкл.
— Кровь, а может, кофе — Бог его знает! Не правда ли, потрясающе?! — Она театрально воздела руки. — Девчонкой я с ума сходила по пиратам, и — чего греха таить — это у меня до сих пор не прошло. Трагедия моей жизни в том, что ни один мне не встретился. Слушай, Майкл, если ты встретишь пирата, который мечтает ради выкупа похитить темпераментную женщину, замолви за меня словечко, а?… Короче, когда я нашла карту, то стала трясти ею у Эды перед носом и орать, что, мол, это значит и какое она имеет право копать землю, которая ей не принадлежит, и так далее. Слово за слово, под конец я ей волосенки-то повыдирала, пусть тебя ее грива не вводит в заблуждение: это парик. — Она снова чуть-чуть повысила голос. — Не так ли, ангел мой? Ну вот, поначалу мы отнесли документ ко времени гаспарильи, но потом я подумала, что это невозможно, иначе папа бы мне обязательно его показал в эпоху моего страстного увлечения пиратами. А позже я вспомнила историю возвышения Ки-Ларго. Она описана в книге Бена Хехта — если хочешь, дам почитать, она где-то здесь, в доме… В общем, я прямо заболела всем этим! Поехала в публичную библиотеку Майами и взяла подшивку газет за двадцать пятый год. Помнится, папа тоже как-то упоминал Джефроя. Это был человек своего времени: достаточно ему было где-нибудь сказать слово о будущем Флориды, как оно тут же попадало на первые полосы газет. Говорили, что у него большие планы относительно Гаспара, факты его биографии оставались для всех тайной за семью печатями: ни откуда он взялся, ни есть ли у него родственники — никто ничего не знал. Я разговаривала со старыми газетчиками, которые его еще помнят и следили за процессом о его убийстве, но ни один из них понятия не имеет о том, что сталось с его личным архивом. В один прекрасный день — не знаю, что на меня нашло, — я взяла и перерыла весь дом. И в одной из кладовок под ржавой водосточной трубой наконец обнаружила запечатанный пергаментный свиток. — Она осушила стакан и тут же снова двинулась к бару. — Там было множество бумаг, смысла которых я не поняла, — сказала она, повернувшись к нему спиной, — но были и необходимые мне доказательства: объявления, счет за продажу… Он, да будет тебе известно, до сих пор не утратил силу. А еще я нашла листок, вырванный из чьей-то записной книжки. Когда я сообразила, что это такое, у меня чуть сердце из груди не выскочило. — Она достала из конверта листок. — Это чек на покупку старых испанских монет. Ценность первого плутовского сокровища была не слишком впечатляющей. Но раз от разу люди становятся подозрительнее, и Джефрою, чтоб дельце выгорело, необходимо было представить публике безупречную карту и подлинное, относящееся к точной исторической эпохе, а главное — имеющее большую ценность сокровище. Не думаю, чтобы в то время в ходу было много настоящих дублонов, поэтому наверняка сокровища кочевали от одного мошенника к другому. Один, выжав из них все, что можно, перепродавал собрату, естественно, за более высокую цену. А теперь гляди в оба… — Она уселась на подлокотник кресла, касаясь грудью плеча Шейна, и ткнула ногтем в бумажку. — Шестого июля, двести семьдесят серебряных монет по восемь эскудо каждая — семь тысяч долларов. А внизу, видишь, слово «Орт» — это не какая-нибудь старинная монета, это имя. Чарлз Орт — человек, запустивший на орбиту Ки-Ларго! — Пальцы ее свободной руки как бы ненароком зарылись в рыжие спутанные волосы Шейна. — Затем, семнадцатого августа, у другого владельца куплены дублоны… Шестого сентября — ларец в Новом Орлеане за тысячу пятьсот. Золотая цепь, Нью-Йорк, семь тысяч. Еще цепочки, вот, в нижней строке… «Дублоны, слитки серебра — Гавана, К. Т.» По-твоему, кто это — К. Т.? Не иначе, Кэл Татл! Папа вечно путешествовал… Значит так, восемнадцать тысяч… Вот еще: «Сегодня, семь тысяч». Ну как, впечатляет?