Будучи в предварительном заключении в Ландсберге, Гитлер, взяв пример с членов организации «Шин Фейн», попытался объявить голодовку. Он отказывался разговаривать с охраной и с кем бы то ни было из своих старых товарищей, поэтому его адвокат Родер обратился к моей жене. Она переслала через него записку, в которой заявила, что не дала ему покончить жизнь самоубийством не для того, чтобы он умер от голоду, и что это есть то самое, на что надеются его злейшие враги. Ее совет склонил чашу весов. Гитлер ею искренне восхищался, и само его появление в Уффинге после путча, должно быть, было частью какого-то подсознательного позыва обратиться за помощью к этой женщине, которая так близко отвечала его подавляемым желаниям. Также посреди разгрома всего того, что он организовал, дом в Уффинге, вероятно, обрел ауру экстерриториального убежища.
Я пару раз посещал Гитлера в его камере; в первый раз, когда его держали в тюремной камере под помещением суда на Блютенбургштрассе во время процесса, а потом вновь в Ландсберге после того, как был вынесен приговор. Я даже брал с собой на Блютенбургштрассе маленького Эгона, и Гитлер был в восторге. «Как приятно видеть тебя, Ганфштенгль! – воскликнул он. – Да тут еще и маленький Эгон!» Он посадил ребенка на колени и позволил ему выбрать себе конфеты и пирожные, которые ему прислали сочувствующие. Он обладал каким-то экстраординарным свойством немедленно нравиться детям, и мальчик обожал его.
«Мне так неудобно за все, что произошло в Уффинге, – сказал он. – Я не имел представления, что ваша жена беременна и все это – очень глупая идея».
Он хорошо выглядел и был полон уверенности в отношении исхода судебного процесса. «Какого черта они могут мне сделать? – произнес он. – Все, что мне надо сделать, – это рассказать кое-что из того, что я знаю о фон Лоссове, и все тут же рухнет». От этого веяло некоторой самоуверенностью, но, несмотря на полученные им пять лет заключения, он превратил процесс в крупный триумф, выставив Кара, Лоссова и компанию в таком дурацком виде, что смог в большой степени восстановить свой престиж в Мюнхене. Козырная карта, которую он держал в руках, – его сокровенное знание собственных планов Лоссова и Кара, в которых немало начальников как в Берлине, так и за границей были более чем заинтересованы. Это была та угроза, которую он мог держать над головой своих нерешительных, сомневающихся обвинителей, а его окончательный приговор был скорее браком по расчету, потому что с самого начала было ясно, что он не отбудет заключение полностью.