«Интересно, когда она овдовела? – думал Сезар. – В Париже она живет полгода, но ее муж мог скончаться намного, намного раньше. Она молода, вряд ли пробыла замужем дольше года-двух. Она так любила своего мужа, что никак не может похоронить память о нем? Ах, женщины, как же вы непросты, какие тонкие чувства вами владеют! Что может быть проще, чем позабыть и помнить – помнить хорошее, что было, и позабыть о том, как больно вспоминать! Расстаться с прошлым! Но нет. Многие выбирают жизнь с ним – и в нем. Неужели эта красавица из таких?»
Сезар знал, что такое скорбь, он очень любил родителей; и после их смерти эта боль не ушла, не покинула его окончательно. Однако он научился с нею жить. Он принял смерть как данность – однажды и с ним такое случится, однажды и его заберут на небеса, ну, или в ад, смотря сколько успеет к тому моменту нагрешить. Однако он не собирался оставаться в скорби всю свою жизнь. Это претило всей его натуре, бросало вызов его жизнелюбию – и жизнелюбие победило. Он научился снова жить так, как хотел, и радоваться каждому прожитому дню, хотя и виконту не была чужда меланхолия и скука. Но это совсем другое. Без этого никакой мыслящий человек не может, ему необходимо падение, чтобы потом забраться еще выше.
Так понимал жизнь виконт де Моро. Он осторожно возразил:
– Но ведь достаточно этого пожелать.
– Нет, – покачала головой госпожа де Виньоль, – иногда совершенно недостаточно!
Разговор, к сожалению, прервался, так как экипаж остановился перед кафе, куда и направлялись.
Вечер прошел очень мило. Кафе «Тортони» представляло собою респектабельное заведение, где можно было встретить многих людей из высшего общества, а также людей творческих; однако виконт предусмотрительно заказал столик подальше ото всех, дабы никто не надоедал излишними разговорами, и помощник хозяина, мсье Гален, удовлетворил эту просьбу. Поэтому госпожа де Виньоль довольно быстро расслабилась и позволила втянуть себя в разговор об искусстве, о Париже и о ресторанах, в одном из которых они сейчас сидели.
– Я ни разу не была в подобном заведении…
– Быть того не может!
– Всё так. Мы с мужем мало выезжали. Я даже не знаю, есть ли рестораны в Бордо. Трактиры как-то привычней!
– Ресторан – сугубо парижское изобретение, – усмехнулся виконт де Моро. – До того, как в столице появились первые рестораны, здесь были средневековые таверны, которые опустели к началу прошлого века, поскольку требовательная публика предпочитала, чтобы повар приходил на дом. Многие и сейчас не признают заведения вроде того, в котором мы с вами сейчас сидим. Один весьма уважаемый немец по фамилии Немитц, проезжавший через Париж в 1718 году, описывал это явление приблизительно так: «Столы совершенно непригодны для иностранцев, но других столов тут нет. Приходится есть среди дюжины незнакомых персон, предварительно взяв себе прибор. Излишне скромный и вежливый человек не сможет даже поесть там толком. Ближе к центру стола усаживаются завсегдатаи, которые без перерыва рассказывают свежие анекдоты. Вооруженные неутомимыми челюстями, они набрасываются на еду по первому сигналу. Горе тому, кто медленно пережевывает пищу! Напрасно будет он обращаться к слуге – стол опустеет еще до того, как он приступит к трапезе». – Виконт постарался цитировать это напыщенным тоном, и был вознагражден.