— Может быть, это еще более древний меч, времен переселения Феанора? — предположила Сильвен.
— Трудно сказать, — пожал плечами Глорфиндейл. — Вот этот знак я всегда понимал, как эмблему Гондолина, но, возможно, это знак рода, сейчас уже вряд ли кто способен это сказать. Но зачем бы спутники Феанора наносили на мечи открывающее заклятье?
— Короче говоря, это еще одна нераскрытая тайна, — заметил Дима, — но хоть эта, надеюсь, в нашу пользу. С чарами или без, а это добрый меч, и Сергею по плечу. Нам повезло, что он его нашел.
— Ты помнишь, Сергиэ, — сказала Сильвен, — Элладан еще на Эрессеа говорил, что такие мечи попадают лишь к тому, кому предназначены судьбой. Быть может, ему еще предстоит сыграть свою роль.
Сергей покачал головой. Он не верил в судьбу и волшебные чары, но, с другой стороны, не смог бы объяснить, почему прикосновение к этому мечу всегда наполняло его энергией и мужеством. Он просто улыбнулся ей в ответ.
Давно ушел в прошлое легкомысленный энтузиазм первых дней похода, но надвигающаяся опасность и мрачные предчувствия только еще больше сблизили его с Сильвен. После Форменоса она как-то незаметно все время держалась рядом с ним, ее холодная невозмутимость с каждым днем таяла, уступая непривычным и почти невероятным улыбкам. Сергей уже догадался, что бесполезно пытаться торопить события, у эльфов был другой темп жизни, их чувства менялись медленно.
Теперь он лучше понимал Лилиан, жестокое ощущение неотвратимо утекающих часов заставляло полнее чувствовать мелочи, остро переживать каждую улыбку, взгляд, случайное прикосновение, не надеясь и не требуя большего. В эти дни неспешного продвижения по горам, с частыми и долгими остановками, со сменой тайного холодного отчаяния темными ночами и вспышек нежданного счастья на раскаленной солнцем дороге, между мрачным ожесточением фехтовальных тренировок и нежной надеждой в бездонных глазах Сильвен — его жизнь стала полна и насыщена, как никогда раньше.
На десятый день после Форменоса они увидели с последнего перевала равнину Лотаурэндор. Дорога, приведшая их сюда, изящным серпантином спускалась вниз и терялась среди бесконечных полей и лугов, покрывавших долину большой реки, сбегавшей с гор чуть западнее. Отсюда было значительно дальше до Валмара, чем от ворот Тэленнин, в жарком полуденном мареве были неразличимы детали, и гора Таниквэтиль выглядела тем, чем она и была на самом деле — не чудовищной пирамидой, а идеальным коническим вулканом, похожим на Фудзияму. До нее по прямой было километров пятьдесят, но строго к югу от перевала расстилалась совершенно ровная открытая местность. Зато правее за рекой начинался огромный лесной массив, занимающий большую часть северо-западной четверти равнины и длинным языком дотягивающийся почти до самого Валмара.