Начальственным жестом Валерий Валентинович указал Алексею одно из кресел: прошу. Они сели. Управляющий глядел настороженно.
— А помните, Валерий Валентинович, как мы с вами беседовали несколько месяцев назад в вашем кабинете? Все возвращается на круги своя, не так ли? — спросил Алексей.
— Как и тогда вы совершенно напрасно лезете не в свое дело. Я не виновен в смерти Павла, как ни при чем был в случае с Александром Сергеевичем.
— Боюсь, на этот раз доказать свою непричастность к убийству вам будет трудно. Против вас развернута целая компания. Не хотите знать поименно?
— Я ничего не хочу знать. Ваша задача, как милиции, оградить меня от клеветы и ложных обвинений.
— Вот уже второй раз в жизни мы с вами беседуем и все об одном и том же: второй раз вы мне внушаете мысль, что я должен вас от чего-то защищать и ограждать. Только никак не могу понять, зачем делать вещи, которые приводят к столь активной неприязни окружающих? Вы сами-то не ощущаете, что происходит?
— Вы по возрасту не подходите для того, чтобы мне читать морали. И вы здесь как частное лицо, — упрямо гнул свою линию управляющий.
— И я не ваш подчиненный. Потому могу вам сказать: берегитесь! И во мне борются сейчас два чувства: желание докопаться до истины и неприязнь к вам лично, как к человеку, совершающему поступки, противоречащие моим понятиям о нравственности.
— Нравственность милиционера отличается от нравственности бизнесмена.
— Вот как? — удивился Алексей. — Почему это одному должна прощаться подлость со ссылкой на какую-то особую профессию? Так можно и киллера простить. Ведь, как говорится, ничего личного. Он был на работе.
— Это крайность. Я уже заметил: вы любите бросаться в крайности. Люди разного рода занятий неравноценны по степени той пользы, которую они приносят обществу. И подход к ним должен быть разный. В том числе и с точки зрения морали.
— Вы, конечно, считаете себя благодетелем рода человеческого, если исходить из того количества гнусностей, которые себе позволяете?
— Как лицо, не уполномоченное вести расследование, можете оставить при себе выводы, касающиеся моей деятельности.
— С вами трудно дискутировать, Валерий Валентинович.
— Вот и оставьте это занятие.
— Вы убили Павла Сергеева?
— Докажите.
— Зачем вы взяли из моей тумбочки кассету с записью того вечера, когда был убит Сергеев?
— Я не брал кассету.
— Вас видел Манцев, и я столкнулся с вами у лестницы. Вы были в моей комнате.
— Мало ли зачем я заходил в вашу комнату?
— Значит, заходили? И на балконе с Пашей стояли?
— Стоял. Но не толкал его. Мы расстались вполне мирно. Поспорили, конечно, но потом договорились.