— Как «до завтра»? Почему до завтра? — удивилась она.
Машина плавно тронулась.
— Разве я сказал «до завтра»?
— Да. — Она рассердилась. — Именно так ты и сказал! И вообще! О чем вы шептались у калитки?
— Просто стояли.
— Врешь!
— Ну хорошо: я расспрашивал о голубоглазом юноше. Выяснял, такая вы или не такая.
— Я люблю Сеси! Это никакая не распущенность. Это… любовь.
— Ну конечно!
— Что ты об этом знаешь?
— Кое-что знаю. — Он усмехнулся. — О жизни богатых людей, в частности, звезд. Кто крутит роман с натурщиком, а кто с телохранителем. Кого худоба привлекает, а кого и… Вкусы у всех разные.
— Прекрати!
— Как скажете.
Он водил машину лучше, чем Дере. По крайней мере, ее не укачивало. В пробках сидели часа два. Она делала вид, что дремлет. У входа в ресторан нервно прохаживался Альберт Валерианович Дере.
— Ну наконец-то! — воскликнул он, когда жена подошла в сопровождении Давида.
— Я почти не опоздала. А где папарацци?
— Все там. — Он кивнул на ресторан. — Зачем толкаться у входа, когда можно сделать хорошие, четкие снимки?
И Дере сунул ей в руку огромный букет. Едва Маргарита вошла — ее окружили журналисты. Посыпались вопросы.
— Правда, что на вас покушался Сеси?
— Он был и любовником вашей подруги?
— Вы делили Сеси с Гатиной?
— Вы жили вчетвером?
Она а ужасом представила заголовки завтрашних газет: «Шведская семья Маргариты Мун», «Любовный треугольник превращается в четырехугольник», «Светская львица и известный скульптор Маргарита Мун не поделили альфонса». Как они пронюхали? Кто дал такую информацию? Дере? Альберт Валерианович удовлетворенно потирал руки.
— Правда, что вы живете со своим телохранителем?! — взвизгнула вдруг вертлявая девица в алом топе и нацелила на нее объектив.
Она вздрогнула. А это откуда? Обернулась: Давид стоял с каменным лицом. Девица говорила со знанием дела. Надо будет с ней побеседовать. Наедине. Неужели прежний роман Давида имел огласку? И чем там дело закончилось? К ним уже спешила Дэва, юбка-пояс не скрывала ни сантиметра ее замечательных ног. Маргарита Мун смотрела не отрываясь на движение певицы по залу: циркуль методично делал засечки на звенящем от напряжения полу. Это завораживало.
— Марго! Как я рада тебя видеть!
Щечка к щечке. Засверкали вспышки, наехала камера. Дэва получила огромный букет и сказала «Ах! Какая прелесть!»
— Здравствуй, Дэва! С днем рождения!
Она беспомощно уронила опустевшую руку, но подоспел Дере.
— Подарок!
И он протянул Дэве сияющий как солнце пакет.
— Спасибо! Как твоя рука, дорогая?
— Еще болит.
И вновь вспышки, вновь наехала камера. В центре внимания ее рука на перевязи.