— Нет. Не успел.
— А девушки? Были у тебя девушки?
— А разве мужчину об этом спрашивают? — Она заглянула в наивные серые глаза с цветными крапинками. Ах, он…
— Спрашивают. По одной очень важной причине.
— По какой? — Он чуть прищурился и потащил с полки какой-то экзотический фрукт.
— Положи, — тихо сказала она. — Лето сейчас, на рынке купим.
— По крайней мере, не так сразу.
— Что не так сразу?
— Спрашивают не так сразу. Можно, мы сначала будем на «ты»?
— Глебушка, ты чудо.
— Я тоже так думаю. — Он самодовольно пригладил рукой каштановый вихор на макушке.
…Она сама не ожидала, что такое может случиться. Само собой, без всяких предисловий. Они с Глебушкой пришли в ее квартиру, выгрузили пакеты на стол. Он стал выкладывать на поднос нежные, розоватые абрикосы. А у нее вдруг ноги подогнулись. Так захотелось своими губами тронуть его пухлые детские губы. И так сладко что-то оборвалось в груди.
Она отошла к окну, постаралась дышать ровнее и вспомнить, как все это было раньше. А напряженной спиной ждала. В самом деле, чего? Он же только Глебушка. Но подошел, очень осторожно положил руки на ее плечи, погладил чуть-чуть и замер. Она тоже замерла. «Можно?» — ласково спросили его руки. И вдруг какая-то слепая, совершенно бесконтрольная страсть развернула ее и заставила почти наброситься на этого чужого, совершенно незнакомого человека. С поцелуями, с жадностью, которая ночами мучила ее и не давала спокойно заснуть. Ну откуда он взялся здесь? Зачем?
— Т-с-с. Тихо, тихо.
Он снимал ее мокрую футболку так же осторожно и все еще не веря в то, что это может быть так быстро и прямо здесь. В кухне, на столе, между чайником с отколотой ручкой и подносом, полным нежных абрикосов с мятыми спелыми бочками. Они даже не разделись как следует. Какая-то жадная, бешеная спешка, после которой она полчаса ревела в ванной, а он подбирал с пола упавшие абрикосы, отчаянно жалея раздавленную розоватую мякоть. А потом тихонько скребся в дверь ванной:
— Мила. Мила, ну, прости!
Она открыла дверь и спросила только:
— Кого?
— Не надо было на меня так набрасываться, — виновато сказал он. — Я растерялся.
— Да ну? — Она всхлипнула и стала вытирать лицо мокрым полотенцем.
— А что, мне надо было тебя отталкивать и кричать: «Нет, не надо, ни за что!»? Или соседей позвать?
— Замолчи! — Она замахнулась полотенцем. Он послушно подставил щеку:
— Сюда.
Потом, так и не получив удара, развернулся другим боком:
— И сюда. Пожалуйста.
Она прошла мимо, в кухню, оттолкнув его плечом, бросила полотенце на табурет:
— Ладно, иди ужин готовить. — И проворчала: — Все у нас не как у людей.