— Это и есть великое искусство, которым владеет Маруся.
— Взять пятьсот баксов за то, чтобы три часа ни фига не делать? Ловко! Чтоб я так жил!
— Разве ты не находишь, что я похорошела?
— Солнышко, ты всегда неотразима.
— Но мне надо купить пластырь, елочка. Я ногу натерла.
— Когда?
— Вчера, пока бродила по этой грязной Горетовке. А теперь у меня болит нога. Сумку не буду брать. Притормози у аптеки. Я заскочу на минутку.
Он тут же забыл о ее волосах. Ольга взяла кошелек и скрылась в аптеке. Пусть проверит содержимое ее сумочки. Да Бога ради! А то весь день будет нервничать и злиться. И другим портить настроение.
Купила пластырь, задержалась, рассматривая витрину. Надо дать ему время. Пусть убедится, что у нее ничего нет. Когда вернулась, он заметно повеселел.
— Ну что, солнышко, в лабораторию?
— Ну, раз надо…
— Надо, солнышко, надо!
Она и так знала, что под обломками дома найден Саранский. А кто ж еще? Но им нужно официальное заключение. Что ж… В лабораторию!
В это же время
Когда Саша наконец уехал, она тоже стала собираться. Хватит валяться на диване! Надо что-то с собой сделать. Пойти в парикмахерскую, забежать на маникюр, записаться к косметологу. Леся не понимала, что происходит, но ей вдруг захотелось это сделать. Словно бы кто-то подталкивал в спину, когда она шла, нет, летела по улице. Она понимала: что-то случилось. Не с ней, но это и ее касается. Механизм запущен. И надо спешить.
Летом в парикмахерских Р-ска откровенно скучали. Клиентки разъехались, а те, кто оставался летом в городе, предпочитали на стрижку и маникюр не тратиться. Солнце, ветер, дачи, грядки… Толку-то? Так что Лесе обрадовались. Ее бывшая одноклассница, которая работала администратором в салоне, похвалила:
— Ну, наконец-то! Совсем забыла нас. Что, на Мука-еве свет клином сошелся? Нет его, так и стричься-краситься не надо?
— Ох, не наступай на больную мозоль!
— Не нашли его?
— Нет. Пропал.
— Может, у бабы?
— Может, и у бабы. Откуда мне знать?
— А что Зоя?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Замуж тебе надо, — жалостливо посмотрела на нее бывшая одноклассница.
— Сама знаю.
— Ты ж на выпускном первая красавица была! Царица бала! Помнишь?
— Не хочу я об этом вспоминать, — махнула она рукой.
— Дура ты дура, — ласково попеняла подруга. — Ну, ничего. Сейчас мы из тебя такую красотку сделаем! Закачаешься! Анжелика!
— Чего?
Из дверей выплыла Анжелика, самый известный в городе дамский мастер. Высокая, дородная женщина и такая флегма, что об ее мощную грудь, как о скалы, разбивались вопли обиженных клиентов даже в десятибалльный шторм. Говорили, что ее муж, с которым частенько случаются запои, распускает руки и, хотя он на полголовы ниже и весит в два раза меньше, Анжелика позволяет себя бить, а наутро косметолог замазывает синяки тональным кремом, на что сбегается смотреть весь коллектив. И все наперебой дают советы: «разведись», «вмажь ему», «возьми детей — и к маме», «сажать таких надо». По окончании «производственного совещания» все расходятся по местам и, орудуя ножницами, начинают разговор «за жизнь» между собой и с клиентами, а к вечеру появляется муж с потрепанным букетом в руке и бутылкой пива в кармане и, дыша перегаром, начинает извиняться перед дамами: