Я чувствовал себя опустошенным. Важная часть моей жизни уничтожена. Я потерял человека, к которому был привязан, я возненавидел работу, которую еще две недели назад обожал. Кто это сделал и зачем? Неужели оно того стоило? Я должен разгадать ребус Павла Сгорбыша. Машинально я погладил полу пиджака, за которой находился внутренний карман, а в нем заветный конверт. Надо идти.
Здесь нечего было делать. Я стоял на пороге единственной комнаты и смотрел на мусор, которым был усеян затоптанный пол. Прямо передо мной лежал старый журнал. Кажется, «Работница». Или «Крестьянка». Я не мог сказать этого с полной уверенностью, потому что обложка отсутствовала. Ее варварски оторвали, а сам журнал отбросили в сторону. Машинально я поднял журнал, глянул на страницу с выходными данными и также машинально отметил дату выхода: тысяча девятьсот семьдесят какой-то год, октябрь. Старье! Я бросил журнал обратно на пол, где валялись обрывки фотографий и прочая дребедень. Потом развернулся и вышел на лестничную клетку. Позвонил в соседнюю дверь. По ту сторону раздались шаги, кто-то долго смотрел в глазок, потом мне, наконец, открыли.
— Что случилось? — спросила соседка. Ее уже не удивляли мои частые визиты сюда.
— Я и сам хотел бы это знать. Скажите, милиция не приходила?
— Милиция? Зачем?
— К Сгорбышу. Дело в том, что он умер.
— Да что вы говорите! — она всплеснула руками. Потом припечатала: — Опился. Кто ж его будет хоронить?
— Я.
— А вы ему кто? — с любопытством спросила она и посмотрела на мои волосы.
— Мы вместе работали.
— А! Вспомнила! Он говорил! Надо же! Неужели ж на работе и похороны оплатят?
— Оплатят, — с уверенностью сказал я.
Потом подумал, что надо бы заявить права на тело Павла Сгорбыша. Как бы его труп не сочли невостребованным и не бросили в общую яму. Нужно наведаться в морг. Я вспомнил машину с тонированными стеклами, стоящую у подъезда, и передернулся. Вот как раз в морг спешить и не стоит. Такой случай они не упустят. Как войду, так и не выйду.
— А вы разве не слышали, как за стенкой ходят люди? — поинтересовался я у соседки Сгорбыша. — Громко говорят, двигают мебель?
— Да кто ж нынче ее не двигает? Надо мною чуть не каждую ночь оргии устраивают! Пока линолеум на полу лежал, было терпимо, а как во время ремонта ламинатом застелили, хоть караул кричи! Вилку уронят — и то слышно! Я уж и участковому жаловалась, в местное отделение милиции ходила! Аж в городскую управу! Да кому до этого есть дело? Там молодежь гуляет. Послали меня куда подальше. «Иди, — говорят, — бабка, не мешай нам». Хорошо, не побили. Я на шум внимания уже не обращаю. А за стеной ли, наверху ли, мне без разбору. Я, как шум услышу, петь начинаю.