— На мне лежит проклятие, проклятие преследует меня, — с обидой говорила Элис, таская для Моры воду и выдергивая из холодной вязкой земли репу.
Особенно тяжело девушка переносила холод. Четыре года она спала за каменными стенами, где в очагах всю ночь жарко пылали толстые поленья дров, поэтому грязный земляной пол в хижине Моры казался ей невыносимо сырым. Она кашляла по ночам, и кашель этот переходил в мучительные рыдания, в которых выплескивалась вся ее тоска по родному монастырю. Мучительнее всего были сны, там она в безопасности в своем аббатстве сидела у ног матушки Хильдебранды и при ясном свете восковых свечей читала ей вслух Святое Писание. Однажды ей приснилось, что аббатиса явилась в хижину и позвала ее; она в это время работала на грязных грядках, стоя на коленях.
— Конечно же, я не погибла! — радостно воскликнула матушка Хильдебранда.
Нежные руки старой женщины обняли Элис и прижали к себе, девушка с упоением вдохнула чистый, благоуханный запах накрахмаленной полотняной рясы.
— Ну конечно же, я не погибла, — повторила матушка. — Пойдем со мной, нас ждут дома.
Прижавшись щекой к грязной тонкой подушке, Элис зажмурилась, не желая просыпаться, чтобы навсегда остаться в этом сне. Но то ли холод, дующий с пола, разбудил ее, то ли раздраженный крик Моры, однако ей пришлось открыть глаза и снова пережить боль потери, снова во всей ужасной глубине осознать, что она далеко от теплого дома, далеко от женщины, которая любила ее, что у нее нет надежды увидеть матушку и дорогих сестриц-монахинь.
Долгие недели без остановки лили тяжелые дожди, словно разверзлись хляби небесные. Каждое утро, просыпаясь, Элис обнаруживала, что соломенный матрас подмокает все больше — земляной пол в лачуге был совсем мокрый, — а платье и плащ пропитаны утренней сыростью. Мора, ворча себе под нос, освободила для воспитанницы немного места там, где спала сама, и по ночам будила, приказывая спускаться по шаткой стремянке и поддерживать угасающий в очаге огонь. Каждый день Элис шла вдоль реки в сторону деревни, где росли дубы, вязы и буки. Она притаскивала домой тяжелые сучья и рубила их старым топором Моры. Большую часть дневного времени занимала эта заготовка дров, кроме того, надо было выносить мусор, ходить на реку за водой, выдирать из грядок репу и морковку. Раз в неделю в Боуэсе был базарный день, и приходилось делать закупки — долгие и утомительные пять миль туда и обратно по скользкой и грязной проселочной тропе вдоль реки или открытой всем ветрам дороге. Элис не хватало обильной и качественной монастырской пищи, она худела и бледнела не по дням, а по часам. Лицо ее осунулось. Однажды в Боуэсе какой-то мальчишка бросил ей в спину камень, и когда она обернулась выругать его, он испугался и заплакал, увидев в ее глазах пламя безумного гнева.