Утром Хьюго проснулся и сразу заторопился на охоту. Стефан привез ему новую лошадь, молодому лорду не терпелось испытать ее. День обещал быть солнечным, и задержка с выездом грозила сильной жарой и для людей, и для лошадей. Кроме того, он хотел пораньше вернуться и успеть на заседание суда. Он едва заметил, что Элис бледна после бессонной ночи.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Элис? — спросил он, задержавшись в дверях. — Что-нибудь случилось?
— Мне приснился дурной сон, — пояснила она, напряженно щурясь, вглядываясь в него, одетого в одну рубаху, красными от ночного бдения глазами.
— Господи боже, и мне тоже! — вспомнил Хьюго. — Мне приснилось, что у меня нет пальцев. Как у прокаженного. Боже мой! Какой ужас!
Элис попыталась улыбнуться, но у нее не вышло.
— Ну-ка, покажи пальцы, — попросила она. — Покажи, слышишь?
Хьюго засмеялся.
— Это был всего лишь сон, любовь моя. Гляди! Он шагнул обратно в комнату и протянул ей правую руку. В ярком свете утреннего солнца, льющемся из бойницы, она внимательно осмотрела тыльную сторону его ладони. Ногти как ногти, гладкие и крепкие. Пальцы длинные и вполне соразмерные.
Подавив удивленное восклицание, Элис с облегчением повернула его ладонь. На подушечках виден отчетливый узор, сами пальцы без малейшего изъяна.
— Что-то у нас с тобой с головой не в порядке, — заметил Хьюго, затем наклонился и быстро поцеловал ее в щеку. — А теперь отпусти меня, Элис. Я еду на охоту.
Он повернулся и снова направился к двери.
— А уши, с ними все нормально? — не сдавалась Элис.
Хьюго снова оглянулся и улыбнулся во весь рот, беспечно, словно ребенок.
— Да! Да! У меня все нормально, все члены, а некоторые просто о-го-го! Я могу наконец идти?
Элис невольно засмеялась, и ей, несмотря на все страхи, стало легче на душе.
— Ладно, иди уж, — разрешила она.
Дверь хлопнула, он ушел. Она откинула одеяло и нырнула в постель, с наслаждением ощущая оставленное его телом тепло. Куда только подевался этот ночной ужас — вспомнив о нем, она лишь пожала плечами.
— Больше не стану об этом думать, — сказала она вслух и закрыла глаза. — Не стану, и все.
Когда утром дамы появились в галерее, они обнаружили, что дверь в спальню Кэтрин открыта. Миледи настежь распахнула ее, а сама развалилась на постели, поджидая их.
— Я буду завтракать здесь! — крикнула она. — Рут, немедленно принеси эля. И еще жареной говядины или оленины и козьего сыра. Прошлым вечером я постилась и сегодня очень голодна. Бегом!
Покосившись на Элис, Элиза прошептала:
— Пьяная. Господи, что теперь будет?
В ее тоне не было и капли прежней почтительности. Элис шагнула к раскрытой двери. Возле кровати Кэтрин валялся кувшин, который обычно хранился в шкафу галереи, рядом с ним на полу разлилась красная лужица.