Колдунья (Грегори) - страница 53

Старик диктовал, а Элис, склонив над бумагой стриженую голову, переводила и записывала его слова, стараясь быть слепой и глухой и не вникать в смысл фраз, лишь чуя запах исходившей от него опасности, — так заяц чует запах гончих и съеживается от страха. Впервые в жизни она поняла, что страна находится во власти коварных, постоянно плетущих заговоры лендлордов, которые отвечают за свои деяния только друг перед другом и перед королем. У каждого из них одно заветное желание: сохранить и приумножить богатство и власть своего рода, что достижимо лишь с расширением границ своих владений и с передачей их в целости и сохранности наследнику.

Усердно скребя пером по тонкому качественному пергаменту, Элис поняла, что зачатие сына Хьюго и внука старого лорда есть не личное дело самого Хьюго и его сварливой жены и даже не семейное дело. Этот вопрос касался прежде всего денег и высокой политики. Если Хьюго станет наследником, а потом умрет бездетным, замок Каслтон и титул окажутся свободными, земли и владения будут разделены между покупателями, герб вернется королю и будет продан благороднейшему из претендентов, великий род северян падет, его история закончится, а имя будет забыто. В его жилище поселится другая семья, она получит замок и герб, а также право вести историю своего рода. Подобная перспектива наводила ужас на старого лорда Хью, ничего в мире он не боялся больше. Поселившись в замке, представители другого рода станут отрицать, что лорд Хьюго когда-либо существовал на земле. И в каждой строке, которую диктовал его светлость, Элис ощущала этот страх.

Он писал также ко двору. У него были припрятаны сокровища, награбленные в аббатстве, где жила Элис, и он собирался послать их в дар королю. Опись сокровищ, которую Элис переводила на латынь, являла собой шедевр изворотливости ума, когда золотые канделябры вдруг переименовывались в серебряные и даже в медные, а тяжелые золотые тарелки вообще исчезали из списка.

— В конце концов, мы сделали всю работу, Элис, — сказал однажды лорд. — Ведь не кто иной, как Хьюго, разрушил для короля аббатство с усердием истинного патриота. И мы заслуживаем своей доли.

Перечисляя серебро и золото, которое она лично чистила или просто держала в руках, вспоминая очертания серебряного потира на фоне белой алтарной занавеси и божественный вкус сладкого вина для святого причастия, Элис еще ниже опускала голову и продолжала скрипеть пером.

«Если я не убегу отсюда, то сойду с ума», — думала она.

— Эти монашки сбились с пути истинного, — заметил как-то лорд Хью, однако без нотки сожаления в голосе. — Королевские инспекторы пожаловались, что монахини безнравственны и развратны, и Хьюго с отцом Стефаном отправились навестить старую аббатису и убедить ее заплатить штраф и исправиться. Во всех других местах, которые они посещали, монахи или монахини отдавали свои сокровища и каялись в грехах, а потому Хьюго обходился с ними милостиво. Но старая аббатиса оказалась упорной паписткой. Я не верю, что она признала за королем право развестись с вдовствующей принцессой Екатериной Арагонской.