— Веди к раненому.
Девчонка пошла в глубь леса, Михаил – за ней.
Рядом с лесной дорогой – скорее, тропинкой – стояла пушка-сорокапятка – низкая, маленькая, прозванная на фронте «Прощай, Родина!». Рядом с ней на расстеленной шинели лежал укрытый второй шинелью боец.
Михаил приподнял шинель. Поперек живота раненого шел ряд бинтов, пропитанных подсохшей кровью. Пилот знал, что ранения в живот должны оперироваться сразу, иначе – смерть.
— Давно его? — обратился он к девчушке.
— Второй день.
Заметив на поясе раненого финку в ножнах, Михаил вытянул ее.
— Ты что удумал? — кинулась к нему медсестра. Неужели подумать могла, что он раненого добить решил?
Михаил ухватил ее за рукав шинели:
— Погодь-ка.
Ловко орудуя ножом, он быстро укоротил длинные полы шинели, в которую была одета девушка. Получилось два суконных лоскута. Ими он обернул голени раненого.
— Так ему теплее будет, а тебе ловчей ходить – больно шинель у тебя длинна.
— И правда. А старшина не заругает? Все-таки казенное имущество. — Она посмотрела на себя: – Ой, какая шинель кургузая стала! — и засмеялась.
Ну – ребенок, право слово.
— Сегодня – седьмое ноября, праздник. В Москве парад на Красной площади, — сказал Михаил.
— Правда? — не поверила девушка. — А откуда знаешь?
— По рации слышал, в подбитом немецком танке, — соврал Михаил.
— Не врешь? — сиплым голосом вдруг сказал пришедший в себя раненый.
— Как можно? Честное слово!
— Пить! — прошептал раненый.
— Нельзя тебе, миленький, — наклонилась к нему медсестра.
— Выбираться нам отсюда надо, — решил Михаил.
— Надо, сама знаю, — грустным эхом отозвалась девушка. — Только не утяну я его одна. — На глазах ее выступили слезы.
— В деревню надо – может, подвода у них есть?
— Я схожу, — вызвалась девушка.
— Поосторожнее только там. Если заметишь хоть что-то подозрительное – бегом назад.
Михаил проводил девушку до опушки и залег там, глядя, как постепенно удаляется ее хрупкая фигурка. Идти ей мешали большие – не по ноге – сапоги, так и норовившие соскочить.
Фигура девушки исчезла среди изб, а через какое-то время из-за домов выехала подвода, на которой сидели двое. Когда она приблизилась, Михаил различил медсестру и деда в фуфайке и с окладистой бородой.
Подвода въехала на тропу. Михаил встал перед лошадью. Испуганный возница повернулся к девушке:
— Ты же говорила – раненый, а он здоровее меня будет!
— Дальше раненый. Езжайте, прошу вас, — взмолилась девушка, — плохо ему.
Дед дернул вожжи, прикрикнул:
— Н-но, пошла, родимая!
У пушки остановился, спрыгнул с подводы и подошел к раненому. Тот снова впал в забытье. Дед откинул шинель, вгляделся: